Социально-политическое содержание внешней экспансии викингов — процесс адаптации движения к формам феодальных отношений в Западной Европе, постепенного вовлечения норманнов в политические структуры западноевропейской государственности, в той мере, в какой этот процесс освещён письменными источниками, — давно и детально изучено историками. Собственно «история викингов» написана более полувека тому назад [339]. Однако недостаточно исследованными и потому остро дискуссионными остаются внутренние стимулы и факторы движения, его социально-экономический характер, организационная структура, а следовательно — социально-экономическая характеристика процессов, развивавшихся внутри скандинавских стран во второй половине I — начале II тысячелетия. Именно этим объясняется весьма широкий диапазон оценок, взаимоисключающие определения общественного строя Скандинавии эпохи викингов, а соответственно, ближайших к ней как предшествующих, так и последующих столетий. Одни историки склонны видеть здесь глубокую и длительно переживаемую первобытность, другие — высокоразвитую классовую государственность, на протяжении столетий (со времён династии Инглингов в VI в.) осуществляющую планомерную и последовательную внешнюю политику в континентальном масштабе. Основной проблемой остаётся определение внутренних причин, вызвавших массовую военную экспансию, движение викингов, начавшееся на рубеже VIII-IX вв., быстро развившееся в течение IX в и остававшееся устойчивым фактором европейской истории на протяжении X — первой половины XI в. Эти причины могут быть выявлены только при изучении собственно скандинавского материала, где письменные источники этого времени практически отсутствуют. Более поздние могут привлекаться ретроспективно, с опорой на скандинавский археологический материал. В этой сфере изучения ведущее место занимают обобщения и выводы, принадлежащие датским, шведским и норвежским учёным, в первую очередь археологам.
Концепции ведущих скандинавских исследователей в той части, которая касается социальной природы эпохи викингов, достаточно уязвимы, так как обычно основываются на какой-либо одной стороне происходивших в Скандинавии IX-XI вв. социальных изменений, чаще всего на военной экспансии, походах викингов. Найденные для них объяснения обычно не связываются с другими процессами, не менее важными для характеристики социального содержания этого периода.
В скандинавской литературе до сих пор находит сторонников выдвинутая более ста лет назад Й.Стеенструпом гипотеза о перенаселении (вызванном полигамией) как основном стимуле движения викингов [394, с. 218]. Из современных исследователей это положение разделял крупнейший датский археолог Й.Брёндстед, дополнивший его выводом о противоречиях в скандинавском обществе, вызванных утвердившимся обычаем наследования всего имущества старшим сыном [299, с. 23-24].
Брёндстеду энергично возражал видный шведский археолог Хольгер Арбман: «…современные историки видят в викингах движение бедного населения, вынужденного к экспансии давлением избыточного населения, перенаселённости в стране, неспособной прокормить всех. Как мы видели, археологические источники несомненно указывают на возрастающее население, однако они не дают пи малейшего намёка на бедность — но на всевозрастающее, основанное на твёрдой базе процветание» [272, с. 49].
Но и Брёндстед высказывая своё мнение, констатировал при этом отсутствие причин, способных вызвать миграцию сколько-нибудь значительных масс населения [299, с. 25]. Предлагаемые им объяснения военной экспансии в конечном счёте сводятся к развернувшимся в североморском регионе поискам норманнами торговых путей (что противоречит разбойничьему характеру экспансии норманнов на Западе) и специфике «северного образа жизни». Но и пути, и «северный образ жизни» в тех чертах, в каких его рисует Брёндстед, сложились задолго до эпохи викингов и сами по себе не могут объяснить начавшегося движения.