Читаем Эпоха викингов в Северной Европе полностью

Эпоха викингов в Северной Европе

Едва ли можно назвать другого человека в Европе середины X столетия, чье душевное состояние мы могли бы воспринять с такой же полнотой, как эту предсмертную жалобу [167, с. 182].

Вершина скальдической поэзии — «Утрата сыновей» — Sónatorrek Эгиля [212, с. 89]. Он сложил ее, потеряв сыновей — Бадвара (утонувшего в море) и Гуннара [Сага об Эгиле, 78]. 25 строф этой песни переполняет подлинное и глубокое человеческое горе.

Весь мой корень вскоре сгинет буря клонит клены рода Разве рад кто прах родимый должен из дому долу несть?Вспомяну про конец отца-матери венцом словесным Украшу прах родичей раскрыв врата в тыне зубовном

В отчаянье старец бросает вызов морю, обездолившему его:

Ран меня ограбила други мои утрачены Разметало род мой море мой забор разбит прибоемКогда б я мести меч мог несть то Пивовар не сдобровал бы Если б достало сил то спорил я бы бранно с братом бури

Он воспевает добродетели погибших сыновей, и нормы родовой морали удивительным образом перекликаются здесь, с казалось бы, много более поздними идеалами «Домостроя» и словно бы вне времени простирающимся родительским чувством:

Слушался он слова отцоваПравда, в обитель богов он былболе, чем чужих речей Мне в дому был подмогой в страдну пору опорой вернойдланями взят Друга Людей Ясный, мною взращенный ясень саженец нежный моей жены

Горестное старческое одиночество предсмертных вис предугадывается в мрачном отчуждении от окружающего мира:

Кой муж был бымне пособникв драке противвражьей рати?Став остороженсам на рожонна железныйуже не лезуМне не любобывать на людях не мило даже их тихомирье... ...Чадо наше ввысь умчалось в чертог воздушный к душам родным

Он восстаёт в своем одиночестве против мира и против бога — Одина; и горделиво с ним примиряется, ведь цена мира — поэтический дар:

Жил я в ладах с владыкой сечи не знал заботы забыл про беды Нарушил ныне нашу дружбу Телег Приятель Судья ПобедРад я не чтить Брата Вили Главу Богов отвергнуть гордо Но Мимира Друг дал дар мне дивный все несчастья возмещая

Гнев и горе отца и глубокое удовлетворение мастера сливаются в стоическом ожидании собственной близкой кончины:

Тошно стало! стоит на мысу в обличье страшном Волчья СестраВсе же без жалоб буду ждать по всей охоте Хель прихода

Современный читатель, исследователь и переводчик не может не отдать должного лирической исповеди скальда: «Это ли сухая поэзия и тематическая скудность? Да много ли в старинной поэзии найдется плачей, которые были бы экспрессивнее и глубже, нежели плач старика Эгиля?» [167, с. 182]. И при этом, заметим, он создан по строжайшим нормам скальдической поэзии, пронизан ее образами, выдержан в одном из труднейших скальдических размеров — квидухатт. Средства поэзии викингов оказались достаточно ёмкими для передачи глубочайших человеческих переживаний. Поэзия викингов подошла вплотную к задаче художественного воплощения человеческой личности и в лучших своих образцах блестяще эту задачу решила. В конечном счете именно это определяет главный вклад эпохи викингов в фонд общечеловеческих ценностей.

Ранние формы устного прозаического творчества, «саги о древних временах», такие, как «Сага о Вёлсунгах», «Сага об Инглингах», «Сага о Скьёльдунгах», в Исландии были записаны (и при этом не все) как раз позднее других, родовых и королевских; однако они засвидетельствованы письменными источниками, близкими эпохе викингов, и возникли, несомненно, за пределами Исландии — в Швеции, Дании, Норвегии; они непосредственно связаны с северным эпосом [209, с. 31-33; 54, с. 91-100].

Функция саги — несколько иная, чем поэзии скальдов. Если скальдика держит в центре внимания личность и окружающий ее мир в данный, актуальный момент времени (лишь формально включая их в мифо-эпическую систему, а по существу она — статична), то сага служит прежде всего способом ориентации современников — в цепи поколений, во времени, все более обретающем линейный характер [209, с. 101-106].

Перейти на страницу: