Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси

Многопрофильная аграрная деятельность в зоне нестабильного аграрного хозяйства требовала дополнения охотой и другими лесными промыслами, сырьевым обменом, ремеслом, товарными и фискальными операциями, а система «капельного» расселения небольшими патронимиями, с достаточно высоким социальным динамизмом (структурно близким обществу скандинавских бондов эпохи викингов) в своеобразных условиях глубинного ловатского участка водной магистрали, превращала обитателей этих «поселений на луках» (ильменских словен) в подлинных хозяев Пути из Варяг в Греки.

Этот труднопроходимый ключевой участок в наибольшей мере контролировался свободной общинной организацией, равноценно самостоятельной по отношению к княжеской власти (на других отрезках ПВГ опиравшейся на укрепленнные «градки»), и функция контроля на водном пути, закрепленная за этими (сельскими) поселениями, была, видимо, существенным фактором становления северорусского урбанизма.

Показательно, во всяком случае, что ис-следованное сплошной площадью одно из этих поселений, Губинская Лука, в комплексе с погребальными и иными сакральными памятниками этого коллектива, позволяет рассматривать типовую «ловатскую патронимию» как исходную социальную ячейку новгородского городского социума. Именно в этих структурах, по мнению В. Я. Конецкого, «следует искать истоки оригинального социального устройства древнего Новгорода, состоящего из громадных усадеб, принадлежащих, по мнению В. Л. Янина, отдельным боярским патронимиям, корни которых уходят в предшествующий период» (Конецкий 1992: 52).

Проще говоря, урбанистическую структуру «классического типа» в Новгороде X-XII вв. можно представить как своего рода механическую сумму сосредоточенных в общей градостроительной сетке патронимических усадеб типа ловатских «поселений на луках». Однако, естественно, далеко не все поселения как славянской, так и «дославянской» (или «праславянской») поры на Пути из Варяг в Греки обладали этой функцией «контроля надводной магистралью».

Отвечая разнообразным другим ландшафтно-хозяйственным требованиям более или менее устойчивого аграрного уклада, они даже при наличии укреплений могли не стать центрами урбанистического процесса. Так, эпонимный Милоград на Днепре, в отличие от синхронного городища Вищин (Кистени) на том же отрезке водного пути, не использовался, по-видимому, в эпоху развития коммуникаций ІХ-ХІ вв., и причины этого — излишняя удаленность от водной трассы и обеспечивавшийся родовым «градком» контроль над обширной поймой и другими прилегающими сельскохозяйственными угодьями.

Наоборот, укрепления, в милоградское время воздвигнутые над удобными и важными участками речного пути, сохраняют возрастающее значение в древнерусскую эпоху. Так, Речица на Днепре преемственно развивает свой первоначальный укрепленный центр до позднего Средневековья (Штыхов 1971: 121-122; Поболь 1983: 287). В топографии этого города сохраняются выразительные черты, сближающие ее с первоначальным урбанизмом Киева. Здесь и там ключевую роль для развития города играла речная гавань (в Киеве — Почайны, в Речице — р. Речицы), отделенная от Днепра узкой продольной косой. Над входом в гавань господствовали укрепленные городища, под защитой которых внизу, у воды размещался первоначальный «торг» (Подол), что не исключало и одновременного развития городского посада по верхней террасе коренного берега, также находившейся в зоне фортификационного контроля со стороны городища.

Киев, таким образом, в конце IX-X вв. развивал собственные, специфически днепровские нормы «архаического урбанизма». Форсированный прогресс днепровских укрепленных центров на речном пути, однако, в равной мере связан как с этими внутренними, так и с внешними факторами. Локационный анализ позволяет сделать вывод, что архаическая система расселения на Днепре (как и на Ловати) в первую очередь преследовала цели контроля над окружающими сельскохозяйственными угодьями. «Милоградский ландшафт» днепровской «Праславянщины» (от Могилева до Лоева) по ландшафтно-хозяйственным характеристикам качественно не столь далек от ловатско-ильменского.

Стереотип освоения просторных речных пойм, низовых террас излучин с легкими пахотными почвами, заливными лугами, пастбищами, речными зарослями, изобилующими дичью, рыбными тонями, и протяженных плесов на высоких коренных берегах, покрытых непроходимыми лесами, на Днепре и на Ловати принципиально близок, качественно однороден. Различия — количественные: если ловатские «луки» редко превышают в поперечнике 0,3-0,5 км, то днепровские измеряются километрами и десятками километров; на порядок и более различается и высота коренных берегов, а самое главное — протяженность речных плесов и длина излучин.