Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси

В Восточной Европе, в отличие от Западной, дружины викингов (в основном, шведов) оказывались в относительно монолитном, монотонном, однородном пространстве с огромными территориями, мелкими (не сулящими быстрой и богатой добычи), но многочисленными сельскими поселениями, протяженными коммуникациями, со сравнительно рассредоточенным, но организационно «однопорядковым» населением, консолидированным, по крайней мере, единством и общим распространением славянского языка, объединенным общепризнанными, пусть нечеткими и зыбкими, принципами организации, монотонной однородностью, но за счет этого — изобилием ресурсов: от пушнины «по белке со двора» до локальных ополчений, которые можно было собирать, пусть без большого военного эффекта, но повсеместно и постоянно. Лесное равнинное пространство с бесконечными по протяженности реками создавало своеобразный и, в конечном счете, весьма мощный экономический, а значит, и политический эффект; но его достижение требовало разветвленной и устойчивой системы коммуникаций, стабильного и общепризнанного режима деятельности этой системы; то и другое, судя по ареалу выпадения кладов «первого периода обращения восточного серебра», было реальностью Восточной Европы с последних десятилетий VIII и в первых десятилетиях IX вв., и в значительной мере эта реальность была создана в целях и средствами, прежде всего, местной социальной среды, «племенных» организаций общин и их элиты (Нефедов 2002: 101–106), как механизм стабильного взаимодействия внутренних, восточноевропейских «эконом-географических зон» (ЭГЗ I, II, III) Восточной Европы.

По крайней мере, с «похода 907 года» войск Олега именно эта система коммуникаций обеспечивала и определяла состав общерусского великокняжеского войска. Множество «Варягъ, и Словенъ, и Чюдь и Кривичи, и Мерю, и Деревляны, Радимичи и Поляны, и Сьверо, и Вятичи, и Хорваты, и Дульбы, и Тиверци, яже суть толковины: [переводчики] си вси звахуся отъ Грекъ Великая Скуфь» (курсив мой. — Г. Л.). «Великая Скифия» византийской дипломатической лексики здесь вряд ли просто — «архаизирующий эллинизм», в составе войска Олега единственный раз, но отчетливо проступает «мобилизационный потенциал» давнего «долетописного» объединения «Живяху въ мирь» (Поляне, и Деревляне, Сьверъ, и Радимичи, Вятичи и Хорвате, Дулъби… Улучи и Тиверьци), более никогда не возникающего в подобном контексте, но также настойчиво поименованного «отъ Грекъ Великая Скуфь» (ПВЛ 1926: 12,27), как продолжали именовать Восточную Европу во времена Адама Бременского (Adam, 1,60).

«Великая Скифия» античной традиции и византийской дипломатики становится Киевской Русью с появлением в Поднепровье варягов Олега, словен и «чуди, кривичей, мери» Руси Рюрика; вероятно, в сознании не только летописцев, но и первых киевских книжников раннеславянское Среднеднепровское государственное объединение идентифицировалось именно как Великая Скуфь (Scythia Magna, возможный «лингвистический первоисточник» Svitjod det Stora Снорри). В середине — первой половине IX в., за поколение-два до Рюрика и Олега, помнила летопись, эта Великая Скифия сменила имя, «начася прозывати Руская земля». Отныне войско «великого князя рускаго» устойчиво делится на «русь», видимо отборной княжеской дружины не только великого князя киевского, но и «великих князей» городов, объединившихся с Киевом в поиске приемлемой и гарантированной «торговой доли»; и племенные ополчения (плъкы) «словен», отличные от «руси» не только по кадровому составу, но и по оснастке (очевидно, и мореходным, и боевым качествам) морских судов: когда обновленные, за счет военной добычи «модернизированные» паруса славян «раздра а вѣтръ», те решают: имемся своимъ толстинамъ, не дани суть Словѣном npѣ, пока «русь» горделиво несет над волнами Черного моря свои парадные «npѣ паволочиты», златотканые паруса. Добыча — дань (по 12 гривенъ на ключъ) и «уклады на Рускыа грады» — делится при этом на условиях, устраивающих и «велиции князи под Олгомъ сущи», и всю «Русь и Словене» (ПВЛ 1926: 30–31)

9.2. Договоры