Эпоха виртуального Шивы

Мефистофель:

К тебе попал я, боже, на прием,

Чтоб доложить о нашем положенье.

Вот почему я в обществе твоем

И всех, кто состоит тут в услуженье.

Но если б я произносил тирады,

Как ангелов высокопарный лик,

Тебя бы насмешил я до упаду,

Когда бы ты смеяться не отвык.

Я о планетах говорить стесняюсь,

Я расскажу, как люди бьются, маясь.

Божок вселенной, человек таков,

Каким и был он испокон веков.

Он лучше б жил чуть-чуть, не озари

Его ты божьей искрой изнутри.

Он эту искру разумом зовет

И с этой искрой скот скотом живет.

Прошу простить, но по своим приемам

Он кажется каким-то насекомым.

Полу летя, полу скача,

Он свиристит, как саранча.

О, если б он сидел в траве покоса

И во все дрязги не совал бы носа!

(Иоганн Гете. Фауст. перев. Пастернак Б.Л.)

Я спал. Я был уверен в этом. Сны, как призрачные видения, обступили меня и, наслаиваясь один на один, будоражили… То мой СМ-2м вновь и вновь врезался в туристический лайнер, то астероид сталкивался с СМ-2м, и взрыв разбрасывал корабль по кусочкам… И летели эти куски корабля через вселенную, подчиняясь неведомой силе и плану… То хоровод объёмных геометрических цветных фигур увлекал меня в некую фиолетовую бездну, то дама в строгом брючном костюме била хвостом по полу, стучала огненным трезубцем и сверлила меня зелёным правым глазом: Сваронски! «Два» тебе за домашнюю работу. Где Земля в твоей вселенной? Где миллиарды людей и животных, где моря и океаны? Куда ты их дел? Продал меркурианцам? Эх, Сваронски! Ищи ошибку, ищи, Сваронски! Ищи! Рядом с грозной демоницей миленькая поварёшка грела сковороду и показывала мне её раскаленное дно… Дно дыбилось, деформировалось, превращаясь в грохочущие вулканы, извергающие огонь, пепел, тефру и огненными болидами швыряющие в меня. Я уворачивался, я бежал… И этот бег был нескончаем и вечен… как бег белки в колесе, всё стремительней и стремительней набирающей обороты. Бешено вращающееся колесо превратилось в плицы парохода, загребающие воздух и воду – одна, вторая, третья. Круговерть превращает их вновь в колесо, мчащееся в неизведанное и падающее в чёрную бездну раскручивающейся спиралью галактики.

Какой-то дикий смех из бездны рвал на части мой сон и его пространство. Куски рванья осыпались, как с деревьев по осени опадает листва… фрагменты искрами меркли в ночи, как меркнут звёзды поутру.

Лишь из одного рваного куска недавнего сна вылетел белым листом бумаги знакомый голос, растёкся видением и спрятался за шторой….

В распах окна врывается ветер, порывами раскачивая штору. Кто оборвал мой странный сон?! Не призрак ли моих сновидений?

Серп луны уже скрылся за ближайшими домами. Ещё не утро. Небо полно звёзд. Вкрапления бездны исторгают свет одиночества. От тоски сворачиваясь сингулярностью, взрываются гневом сверхновой. Вскрик бездны разбудил меня. Миг меж тоской и гневом потерян. Пространство вздрогнуло от гнева. Бессильного гнева… Кто-то ушел, чтоб не вернуться. С моря повеяло прохладой. Туман низко крадётся над домами. Но обессилев, осыпается каплями на землю.

Я разбужен, и безумная мысль заставляет меня одеться и выйти на улицу, в ночь. Как собака на запах, иду к морю. Чуть влажный асфальт поблёскивает в свете фонарей и витрин, вспыхивает искрами в свете фар одиноких машин. Как рубеж, перехожу дорогу меж городом и побережьем. Скрежет камней, хруст ракушек под ногой. Сонное море шелестит о камни. Дыхание моря. Дыхание вечности. Поверхность моря, как линза телескопа, смотрит в космическую бездну. Безучастно фиксируя в своих недрах происходящее.