5 июля 2017 года на заседании Совета по стратегическому развитию и приоритетным проектам года Владимир Путин, следуя рекомендациям своих советников, заявил, что «цифровая экономика – это не отдельная отрасль, по сути это уклад жизни, новая основа для развития системы государственного управления, экономики, бизнеса, социальной сферы, всего общества, – отметил он. – Формирование цифровой экономики – это вопрос национальной безопасности и независимости России, конкуренции отечественных компаний».
Глава государства напомнил, что в тесном контакте с деловым и экспертным сообществом правительство подготовило программу по развитию цифровой экономики, которая рассчитана на десятилетия, и сравнил задачу развития цифровой экономики РФ с электрификацией страны в XX веке. По его мнению, развитие цифровой экономики – беспрецедентный по своему масштабу и влиянию проект. «Его действительно сравнивают с теми прорывными преобразованиями, которые на разных исторических этапах позволяли России сделать серьезный шаг вперед, укрепить свою позицию в мире. В их ряду – строительство железных дорог в конце XIX века или электрификация страны первой половины XX века»[77]
.Но оказалось, что далеко не все разделяют мнение штатных советчиков президента.
Так, научный руководитель факультета прикладной математики и IT Финансового университета при правительстве РФ Борис Славин уже через неделю после упомянутого выступления главы государства обратил внимание общественности на сделанный в конце 2016 года аналитический доклад экспертов Всемирного банка о слишком уж преувеличенных ожиданиях неспециалистов в отношении возможностей цифровой экономики. «Если проанализировать тренды развития, например, экономики США, – пишет он, – то можно увидеть, что рост цифровых секторов экономики, таких как телекоммуникации, финансы и т. и., в этой стране замедляется, а набирают скорость отрасли, связанные с интеллектуальными услугами и обслуживанием человека, – наука, управленческие сервисы, образование, медицина, социальное обеспечение. Парадокс, но цифровизация ведет к тому, что возрастает роль нецифровых услуг. Об этом эффекте хорошо знают специалисты в области корпоративной автоматизации: чем больше оцифровываются процессы на предприятии, тем большее значение приобретают нецифровые коммуникации. Именно о таких нецифровых, своего рода аналоговых компонентах и писали аналитики Всемирного банка»[78]
.Есть и более поздняя, но и более серьезная критика увлечения этой, так сказать, экономической панацеи. Так, академик Ивантер задается вопросом: почему мы так живем? «Цели есть, ресурсы есть, а результатов нет. Почему?» Ответ, считает он, лежит на поверхности: «Потому что явно сформулированной,
В августе 2017-го директор Института народно-хозяйственного прогнозирования РАН выступил в печати со специальным аналитическим материалом.
«Вместо того чтобы возиться с упрямой экономикой, можно сделать ставку на «цифру». Такая мысль овладевает экспертами и управленческой элитой.
Спору нет, – пишет он, – цифровая экономика – наше будущее. Но нужно понимать, что речь идет не столько о создании новых отраслей и новой экономики, сколько об оцифровке существующей, о создании взаимосвязанных информационных систем. И здесь есть два распространенных заблуждения.
Первое – подразумевается, что экономические системы можно заменить технократическими решениями. Но это иллюзия, у нас есть богатый опыт на этот счет. В 1960—1970-е годы была большая надежда на внедрение автоматизированных систем управления… Но оказалось, что компьютеры не в силах заменить собой
Наши расчеты показывают, что, если рост ВВП России будет ограничен одним или двумя процентами в год, цифровизация останется не более чем благим пожеланием. Для перехода к цифровой экономике нужен рост темпами по крайней мере не ниже среднемировых, а лучше на уровне пяти-шести процентов… Остановить, замедлить падение экономики оцифровка не в состоянии, она может лишь ускорить рост. А он построен