Эпоха Возрождения

Но XIX век принес с собой развенчание идеалов – новые направления художественного творчества порвали со «скучным академизмом» и классикой, технический прогресс вознес человека над «темным Средневековьем» и эпохой Возрождения. И вот Джон Рескин, блестящий английский эссеист XIX века, профессор изящных искусств, заявил, что Леонардо, в конце концов, был всего лишь человеком и что его картины написаны всего лишь красками, наложенными на загрунтованную поверхность. Сам Леонардо оказался лишь «рабом архаической улыбки». В своих атаках на ценности прошлого еще более резок был французский импрессионист Пьер-Огюст Ренуар: «Леонардо да Винчи мне надоел. Ему бы следовало заниматься своими летательными машинами. Его Христос и апостолы насквозь сентиментальны. Я абсолютно уверен, что эти еврейские рыбаки готовы были пожертвовать своей шкурой за веру, не испытывая необходимости выглядеть как умирающие утки во время грозы».

Едва ли не самыми сокрушительными оказались нападки со стороны Зигмунда Фрейда – человека, который открыл «бессознательное» и снял табу с проблемы взаимоотношения полов и сексуальности. Работая с тем материалом, который он принимал за исторические факты, Фрейд в 1910 году написал эссе «Леонардо да Винчи. Воспоминания детства», где высказал догадку, что художник, в первые годы своей жизни остро переживавший отсутствие отца, оказался в эротических отношениях со своей матерью, крестьянкой Катериной, а позже, когда был взят в дом Пьеро да Винчи, сделался объектом чрезвычайной привязанности своей бездетной приемной матери. Фрейд придал очень большое значение детскому сну, или фантазии, пересказанной самим художником, в которой говорилось об эротической встрече с огромной птицей, опустившейся на колыбель ребенка. Сопоставив эту фантазию Леонардо со следующей его записью: «Акт воспроизводства (и все, что имеет к нему отношение) столь отвратителен, что человеческие существа очень скоро бы вымерли, если бы не обладали при этом приятными лицами и расположенностью к чувственности», – Фрейд пришел к заключению, что, по всей вероятности, Леонардо был скрытым гомосексуалистом, который сублимировал свои наклонности в преувеличенном желании получить новые знания.

В своих рассуждениях отец психоанализа совершил ошибку, удивительную для ученого: он черпал данные из широко известного художественного произведения Д. Мережковского «Леонардо да Винчи». К тому же Фрейд пользовался неточным переводом записок Леонардо, в котором птица из его детской фантазии называлась ястребом. Опираясь на неправильный перевод, австрийский ученый пустился в продолжительные, сложные рассуждения о древнеегипетских сексуально-религиозных обычаях, связанных с ястребами. После замечания о том, что египтяне поклонялись ястребиноголовой богине-матери по имени Мут, Фрейд торжественно восклицал: «Мы можем спросить, является ли такая звуковая близость к нашему слову «мать» (Mutter) просто случайной?» Но правильный перевод названия птицы не «ястреб», а «коршун», и это нарушает выстроенную Фрейдом цепочку размышлений.

Однако несмотря на множество неточностей в работе (о которых говорил и сам Фрейд), он побудил других взглянуть на таинственного «гения» как на живого человека, совершающего ошибки и подверженного комплексам в той же мере, как и все прочие люди. Был разрушен идеализированный, неземной образ Леонардо, и многим захотелось внимательнее исследовать его жизнь и творчество. Каково, например, было его отношение к вере, и был ли он, собственно, верующим? Насколько ценны изобретения гения для науки? Можно ли повторить опыты Леонардо? Каково было отношение Леонардо к женщинам? Насколько уверенно мы можем говорить о гомосексуальности Леонардо? Все эти, как и множество других, вопросы были поставлены исследователями. И некоторые из этих вопросов имеют вполне определенный ответ.

Например, был ли Леонардо верующим? О нем определенно нельзя говорить как об атеисте, но он был склонен скорее размышлять о религии, нежели принимать все на веру – без доказательств. Тем не менее, сам Леонардо просил похоронить его по христианскому обычаю и троекратно прочитать мессу – на это свое желание он четко указал в завещании.

Историография предлагает нам уже сформированные «образы Леонардо». Например, образ гениального художника, или образ ученого, или образ «безумного изобретателя». Но ведь сам Леонардо полагал, что живопись выражает ту же истину, что и подлинная наука. И поэтому мы не можем «разорвать» искусство и науку, ведь все тексты Леонардо – это своеобразный подстрочник к его искусству, а в науке можно искать разгадку его живописи – именно ее научность и делает ее загадкой.