Эпохи холст – багряной кистью

– Думаю, что наши воинствующие поэты применяли в большинстве фугасные заряды, кои броню не брали – большой пшик при разрыве, вонючка-шимоза и кучи осколков, а шкуру нашу попортить им не по силам.

– «Воинствующие поэты»? – с удивлением переспросил Вильгельм Карлович и следом же догадался: – А-а-а, вы имеете в виду их национальные трёхстишья-хокку. Занятно…

– Мы же, – продолжал Матусевич, – окромя отправленного на дно крейсера (вот уж благое дело!), со слов сигнальщиков – выбили кормовую башню на «Сикисиме». По докладу Эссена, знатно повредили «Ниссин»… и есть у меня подозрения, что и «Микасу». Иначе бы наш желтолицый визави не стал бы отставать и временить с новой дракой.

Адмирал с тревогой оглянулся в сторону кормы… и дальше, где по горизонту наползали дымы отставшего противника. Отставшего, но преследующего! Что вновь обострило чувство облавы и неизбежности следующего сражения. Прокашлявшись, промолвил:

– Однако прискорбность того факта, что «японец» стрелял точнее, нежели наши комендоры, неоспорима. Вот и выходят нам боком редкие морские учения.

На траверзе флагмана следовал «Аскольд», представ во всей избитой «красе». На его палубе продолжали сновать фигурки матросов, убирая провисшие растяжки от потерянной трубы, с гиканьем натягивая порванные, бойко грохоча (было прекрасно слышно) молотками по железу, ставя многочисленные латки.

И несмотря на все эти ранения, вытянутый худой корпус крейсера, режущий форштевнем и плавными обводами стискивающий его океан, бросался в глаза своей бойцовой стремительностью. Особенно на контрасте с «Цесаревичем», который со своими покатыми лоснящимися боками выглядел, как погрузившаяся в воду туша бегемота, степенно отфыркивающаяся пеной из-под кормы.

Когда миноносцы и крейсер догнали кильватерный строй и на сигнальных фалах затрепетали флажки, извещающие о победе, от корабля к кораблю прокатилось дружное «ура».

Флагман немедленно ответил адмиральским флажным: «Приветствую вас с поражением врага, благодарю командиров, а также команды судов, включительно всех младших офицеров и нижних чинов, за проявленное умение и доблесть. Государю будет отправлено прошение на предоставление наград отличившихся».

С крейсера какой-то бедовый матросик мигом отсемафорил: «рад стараться!», и было видно, что – рады… стараются!

«Вот барбосы!» – Вильгельм Карлович воодушевлённой странностью почувствовал своё единение с экипажами… приобщение к важному, если не сказать геройскому делу. Вместе с тем, ещё раз поглядев на крейсер, покачал головой:

– Неужели стоило бросать крейсер в столь неприятно опасную атаку?

Матусевич неопределённо повёл плечами и постарался развеять сомнения командующего:

– Елисеев докладывал, что кабы не поддержка «Аскольда», неизвестно, сколько бы вернулось его судёнышек. И вообще удалась бы атака…

– А ведь если осмыслить, – задумчиво проговорил адмирал, – это новый тактический ход миноносных атак – при поддержке минного же, а и лучше бы хорошо защищенного быстроходного крейсера, выступающего и как контрминоносец, и как огневое, лидирующее и отвлекающее обеспечение. Даже в ночных баталиях. Нет?..

Начальник штаба поплыл лицом, не найдясь, что сказать, а Витгефт снова оглянулся назад, вскинув бинокль – вражьи дымы никуда не делись. Надеялся увидеть светлое пятно – нагоняющую «Монголию», но тщетно:

– Задержал японец наше судно Красного Креста. Неужто арестуют?

На мостике появился вестовой:

– Ваше превосходительство, в кают-компанию просят. Извольте отобедать…

– Да-да, – отреагировал адмирал, отгоняя дурные мысли, – пойдёмте, Николай Александрович, подкрепимся, пока есть короткая оказия.

В кают-компании деловито стучали вилки, ножи.

Несмотря доставленный урон противнику и малые собственные потери (что, естественно, вызывало оживление, крепя веру в успех), никто не сомневался в скорой новой стычке с неприятелем. А потому жевали усердно, будто принимая топливо и боеприпасы, стараясь побыстрей «заправиться»… Впрочем, с удовольствием не брезгуя вином и негромкими тостами за удачу и победу.

Вильгельм Карлович как обычно вкушал степенно, молчаливо слушая переговаривающихся офицеров. В конце концов, испросив у сменившегося на вахте флагманского штурмана лейтенанта Азарьева: «Дымы Того по прежнему на северо-западе?» – и получив утвердительный ответ, решил превратить застолье в маленькое короткое совещание штаба.

– Как, думаете, будут развиваться действия противника, господа?

– Догонит. Вступит в бой на курсе. Обгонит. Завернёт закорючку свою излюбленную, охватывая голову, – отложив вилку, рублено, словно дожёвывая, изложил свою версию Матусевич.

– Наши действия? – Оглядел офицеров Витгефт, включая младших, призывая высказаться и их.

– Придерживаться прежней тактики, нанося возможный ущерб артиллерией, продолжив уклоняться поворотами от противного, – осторожно предложил мичман Эллис.

– Того уже по второму, третьему кряду разу не проведёшь, теперь морда самурайская будет учитывать наши манёвренные ответы, – засомневался Матусевич, – прежнюю ошибку не допустит.