Эпопея «Нормандии – Неман»

По сравнению со спартанским лагерем в Эрроу-парке условия здесь роскошные – в нашем распоряжении деревянные бараки, просторные и вполне уютные, а также гимнастический зал, оснащенный отличной вентиляцией, всевозможными спортивными снарядами, боксерским рингом и даже бассейном с мозаичной плиткой. Вечера можно проводить в очень современном кинозале, там через каждые два дня показывают новый фильм. Все делается ради физического и душевного здоровья личного состава. Поодаль от ангаров, укрытых зеленой камуфляжной сеткой, специально для немецкой авиации устроена обманка – фальшивый аэродром.

При виде «харрикейнов», которые взлетают и приземляются один за другим прямо у нас перед носом, мы после целого месяца безделья чувствуем, как все сильнее разгорается желание подняться в небо. Битва за Англию еще не началась, но воздух как будто уже полнится отголосками боев.

Двенадцатого июля Кардифф впервые подвергается бомбардировке. На следующий день звено «харрикейнов» возвращается на базу с четырьмя сбитыми немецкими самолетами на счету. А 15-го числа мы своими глазами видим первого поверженного врага – на валлийское поле, оставляя за собой черный дымный след через все небо, падает «Дорнье-17».

Однако французских пилотов по-прежнему не допускали к вылетам. Мы довольствовались уроками английского, физкультурой и упражнялись на link-trainer – симуляторе полетов. Разочарование нарастало еще и потому, что в небе у нас над головой с каждым днем становилось все неспокойнее. Во второй половине июля атаки люфтваффе участились, особенно в районе Кардиффского порта. Ночами, поднятые воздушной тревогой, мы становились зрителями балета, который исполняли в небе лучи прожекторов ПВО, устраивавших во мраке облаву на вражеские бомбардировщики. Авиабаза Сент-Атан тоже стала мишенью – однажды бомба угодила в барак; по счастью, обошлось без жертв.

Это была война, самая настоящая, но принять в ней участие мы не могли – у нас не было самолетов. И в праздных умах возникали новые планы, один причудливее другого. «Можно завербоваться в китайскую армию, там вроде бы не хватает пилотов», – как-то огорошил меня Энгольд, пока мы грелись на солнышке, валяясь на лужайке и провожая взглядами взлетающие «харрикейны».

Если не считать Энгольда, больше всех страдал и бесился от того, что мы прикованы к земле, конечно, Жан Маридор. Всякий раз, услышав шум мотора или увидев, как взмывает в небо самолет, он возводил очи горе, и его охватывала жаркая дрожь нетерпения. При взгляде на него, невысокого, похожего на гавроша, трудно было представить, что этот девятнадцатилетний нормандец в нашем выпуске Z первый по всем дисциплинам.

Маридор, сын коммерсанта, родился в Гавре и рос в окрестностях завода прокатных станов, а в самолеты влюбился раз и навсегда в возрасте четырех лет, когда родители взяли его с собой на какой-то авиационный праздник. С тех пор судьба его была предрешена. В 1937 году, добившись от министерства авиации разрешения сдать экзамены на полгода раньше, он стал самым молодым пилотом Франции.

В Анже Маридор сразу прославился мастерством и лихачеством, про него говорили: «Тот, который не любит выходить из штопора». Нам запрещали практиковаться в бреющем полете, но Маридор проделывал это множество раз и приземлялся с ветками, застрявшими в шасси. Однажды, слишком быстро подняв в воздух «Моран-230», у которого еще не успел разогреться мотор, он лишь каким-то чудом не врезался в железнодорожную насыпь, пролегавшую в конце взлетной полосы. Другая его забава стала для нас демонстрацией его истинного бесстрашия: едва взлетев, Маридор превратил свой «Моран-191» в «летучего голландца». Проскользнув между расчалками, наш миниатюрный пилот перебрался с заднего сиденья на переднее – в результате стоявшим на земле показалось, что над ними летит пустой самолет.

Инструкторы могли бы добавить к его личному делу и такую характеристику: «Тот, который не может не петь». Неунывающий Маридор, едва оказавшись на летном поле, имел привычку горланить во всю глотку что-нибудь развеселое.

Еще он отличался пристрастием носить фуражку набекрень. Капитан де Фурна, заместитель начальника училища, вечно ему твердил: «Маридор, наденьте головной убор по уставу! У вас такой вид, будто вы сейчас закладываете крутой вираж на гоночной автотрассе. Тут вам не гонки на выживание! И вообще так фуражка скорее слетит».

Маридор выполнял приказ, а через три минуты головной убор возвращался в прежнее лихое положение. И даже по ту сторону Ла-Манша сорвиголова себе не изменял – в рядах Royal Air Force[11], быстро сделавшись асом, сохранил привычку заламывать фуражку. Англичане в конце концов с этим смирились.

5 Битва за Англию: взгляд со стороны

Двадцать восьмого июля 1940 года мне исполнилось двадцать лет. Подарок подоспел спустя четыре дня – 1 августа меня произвели в сержанты. При этом сержант со времени прибытия в Великобританию еще ни разу не поднимался в воздух и по-прежнему находился в лихорадочном ожидании.