Эпопея «Нормандии – Неман»

Чем дальше мы продвигались на юг, тем чаще встречали на дорогах беженцев – лошади тащили разномастные телеги, за ними брели оборванные, растрепанные люди, катились машины, навьюченные чемоданами, матрасами, баками с горючим. Беженцы шли не только с французского севера – еще из Бельгии и отовсюду, где земли были опустошены смертоносными рейдами «штук»[3]. Мы видели французские самолеты, возвращавшиеся с линии фронта – «Поте-63», «Бреге-500», – последние из авиаподразделений, разгромленных одно за другим.

Война догоняла нас, и она не имела ничего общего с героическими рассказами о рыцарских поединках в небе Франции, вдохновлявшими нас в детстве.

Правительство Поля Рейно 14 июня эвакуировалось из Тура в Бордо; 16-го немцы перешли Луару в районе Сомюра, а в полдень 17-го маршал Петен, новый глава французского совета министров, обратился по радио к гражданам страны с известием о том, что начаты мирные переговоры с Германией.

Наша судьба решилась вечером 20 июня в скромной гостинице в Собриге. За бутылкой шампанского – как нам подумалось тогда, она останется на долгие годы последней распитой на родине, – мы поклялись друг другу, что никогда не пополним ряды военнопленных, бесконечные колонны которых уже заполнили пути-дороги побежденной Франции.

Все мы были однокашниками, из выпуска, окрещенного нашим командиром в минуту гнева «выпуск Z». А разгневался он в один достопамятный февральский день 1940 года, когда мы устроили грандиозную гулянку на улицах Анже.

В тот день, получив заветные значки – два золоченых крыла на лавровом венке со звездой, – мы по традиции отправились отмечать это событие в большой ресторан под названием Welcome в самом центре города и вышли оттуда через несколько часов изрядно навеселе. Богатое разнообразие вин подняло нам настроение и боевой дух настолько, что мы лихо прокатили по улицам пустые бочки и сбросили их в реку Мен, а попутно оторвали вывеску в виде поросенка с лавки колбасника и приколотили ее на дверь какой-то повивальной бабки. Этот искрометный и блистательный во всех отношениях марш-бросок через спящий город сопровождался взрывами петард и сверканием бенгальских огней, в итоге до летной школы мы добрались уже под конвоем жандармов.

Просыпаться на следующее утро было мучительно. Едва продрав глаза и обнаружив, что голова еще гудит от вчерашних возлияний, мы получили приказ надеть парадную форму с белыми перчатками и немедленно явиться на построение, а вытянувшись по стойке «смирно» на стылом воздухе, тем зимним утром получили самую безжалостную выволочку с тех пор, как вступили в армию.

«Отныне вы для меня не товарищи, не соратники, которыми должны были стать, а распропащее хулиганьё! С этого дня в течение месяца вы на казарменном положении, никаких увольнительных и посетителей! Будете нести караул вместо резервистов, и все без исключения наряды вне очереди – ваши! Кроме того, под угрозой ареста вам запрещается разговаривать с первокурсниками. А что до вас, для меня вы теперь последние из последних. Так и стану вас называть – выпуск Z! Вольно, разойдись!»

Начальник школы и сам не догадывался, насколько он прав. Сказал как в воду глядел: через три месяца наступление немецкой армии положило конец существованию летной школы в Анже, и выпуск Z, обозначенный последней буквой алфавита, действительно стал последним.

В списке выпускников я оказался третьим – мое имя стояло сразу после Жана Маридора и Рафаэля Ломбера, что немало меня удивило. Возможно, в пилотировании я и добился таких успехов, что мог считаться третьим по мастерству, но вот в военной подготовке и в дисциплине мои достижения были куда скромнее…

Решение покинуть Францию далось нам нелегко и стало результатом бурных споров. Мы прекрасно понимали, что в глазах командования будем выглядеть дезертирами, да и сами не испытывали желания бросать свою страну в такое тяжелое время. Но мы были летчиками-истребителями, нас готовили для боевых подразделений. Теперь перед нами открывались только два пути: либо мы останемся, не представляя, какая судьба уготована всем нам в оккупированном государстве, либо воспользуемся шансом продолжить борьбу под предводительством де Голля, вместо того чтобы глупейшим образом оказаться в плену, даже не побывав в бою.

Дух приключений, конечно, тоже не дремал. Все мы родились вскоре после окончания Великой войны и с детства были наслышаны о подвигах первых летчиков-истребителей – Фонка, Ненжессера, Гинемера (я читал о них в книгах Анри Бордо), и о героических приключениях пилотов «Аэропосталь» – Гийоме и особенно Мермоза, всенародного любимца[4].

Поначалу я надеялся выбраться из Франции по воздуху. Мы с моим другом Шарлем Энгольдом и еще несколькими парнями решили вернуться в Казо и угнать самолет. Но на месте выяснилось, что план не сработает: все до единого самолеты уже покинули базу, взяв курс на Северную Африку. Волей-неволей пришлось возвращаться в наш лагерь в Собриге после 36-часового самовольного отсутствия. Для осуществления задуманного у нас теперь был только один путь – морской.