Эпос трикстеров – 1, или Подлинная история хартлендских богов

— Ну, пусть будет Колобок. Только меховой, — усмехнулся в ответ дядя Коля. — И вот представьте: вываливается такое счастье прямо из бревна полуземлянки на земляной пол. Хороший такой пол, утрамбованный, аккуратно засыпанный чистым речным песком. Лапки у Олыся маленькие, как у ежа, сделали пару лёгких шажков, остановились. Ручонкой за остреньким ушком почесал и уставился взглядом в спину шамана…

— А шаман-то там откуда взялся? — перебил рассказчика Юрка.

— Как это откуда? — изумился Николай Денисович. — Это ж и была полуземлянка шамана. Он там жил. Вот как раз в этот момент он сидел по-турецки на пятках у очага и разбирал небольшую горку мухоморов…

Пацаны фыркнули, а рассказчик невозмутимо продолжил.

— Шаман каким-то шестым чувством почуял появление домового и, оторвав взгляд от грибов, не поворачиваясь, произнёс:

— И чего тебе надо? Я тебя уже кормил. Утром кусок мяса в твой угол положил. Неужели съел?

Олысь смущённо кашлянул.

— Я это… Я ж не из-за еды. Не спокойно мне что-то, Косолапый…

— Это чё? Шамана так звали — Косолапый? — теперь уже вклинился в рассказ Серёга.

— Ну? А чё тебе не нравится? Обычное неолитическое имя, — пожал плечами дядя Коля. — Имена же поначалу кличками были. Дело в 2010 году до Рождества Христова происходит или, как у вас в учебниках пишут, до нашей эры. Я этого ещё не говорил? Ну, вот сказал. А Косолапым шамана, кстати, звали не из-за дефекта ног и не потому, что он на медведя походил. Лапы у него были нормальные, и габаритами он особо не отличался. А кличку получил ещё в детстве за то, что на медвежьих праздниках качественно изображал повадки и рычание хозяина леса. Так вот, домовой ему и говорит:

— Тяжко мне что-то, Косолапый. Не ходи сегодня на капище.

А шаман поворачивается и с возмущением отвечает:

— Ты дедок совсем рехнулся? Как я могу на такой праздник не идти? Кто без меня на оружие чары наложит? Сегодня равноденствие, месяц выдры наступает. Охота большая пойдёт. А если чары не наложить — до весны удачи не будет.

Олысь шмыгнул носиком и бурчит:

— Пусть вон старшой сын покамлает. У него неплохо получается…

— О-ох…

Косолапый вытащил из-под себя ногу и стал массировать ноющее колено…

Тут дядя Коля сам взялся за колено правой ноги и начал его массировать. При этом на его лице явно промелькнула гримаса боли:

— Ревматизм проклятый. Вот шаман с такой же мордой, как у меня, олысю и отвечает.

— Молод ещё парень для таких праздников. Способный, конечно, но у него ж всего двое карапузов. Жена беременна, но ведь ещё не родила! А по обычаю шаманом может быть только тот, у кого не меньше трёх сыновей. Ты же знаешь. Старейшины такого нарушения не одобрят…

— Чё? Правда что ли? Бывают такие обычаи? — удивился Серёга.

— Да, йожкин корень! Бывают! — возмутился дядя Коля. — Ты вон у коми-зырян спроси, кто у них шаманом может быть? Там вообще четверых сыновей нужно иметь, а девки — не в счёт! И вообще, вы будете меня слушать или каждое моё слово под сомнение ставить? Йожкин корень! Ну, скока можно?!

— Да я просто спросил… — виновато замычал Серёга.

— Николай Денисович, прости. Они больше не будут, — вмешался Дмитрий Юрьевич.

— Ладно, — махнул рукой рассказчик. — Вернёмся к олысю. Говорит он:

— Боязно мне чего-то, Косолапый. Я ж за тебя, как за сына переживаю. Чую, что-то неладное на празднике стрясётся. Не ходи туда.

— Эх, дедок… У меня ж тоже душа не на месте. Давеча вот во сне жёнушку свою покойную видел…

— Да ты что?! Ну, и как она? — заинтересовался домовой.

— Головой покачала и говорит: «Эх…». Не к добру всё это. По пустякам она меня никогда не тревожила. Но если к себе не звала, значит, смерть мне не грозит. А хуже смерти ничего не бывает… Впрочем мне и она не страшна. Я в этом мире уже всё сделал. Все дети пристроены. Младшенький женился. Можно и помирать.

— Ну, не скажи… — отвечает олысь. — Есть в мире вещи и похуже смерти. Уж мне-то поверь. Я в этих делах смыслю…

— Ты дух, тебе виднее. А мне ещё мухоморы для варева почистить надо. Старик Сыч, что за большой рекой живёт, рассказал, как из них варево для камлания сделать…

— Тю-у-у… Мухоморы… Мы завсегда коноплёй пользовались. Чем она тебе не угодила? — удивился олысь.

— А ты не знаешь? — подбоченился Косолапый. — Другие шаманы во время камланий по разным мирам путешествуют, в птиц и рыб обращаются. А я? Это я в деревне могу чего угодно говорить, но ты-то, дедок, правду знаешь! С тобой поговорить, дух убитого медведя заклясть, да лихорадку какую-нибудь слабенькую из больного выгнать. Вот и все мои шаманские способности на этом заканчиваются. Мне уж скоро стыдно будет людям в глаза глядеть…

— А ты зря переживаешь, — отозвался домовой. — Многие другие шаманы и этого-то не могут. Ты думаешь, так много людей запросто с олысем беседуют? Нет, дружок. В тебе очень сильная магия. У тебя большое будущее…

— Твоими бы устами…

— Батя-а-а! — донеслось с улицы.

Олысь исчез.

В открытую дверь заглянул крепкий парень лет пятнадцати, весьма похожий на шамана:

— Ну, ты долго ещё? Мы уже в священной роще собрались. Только тебя ждём. Не успеем же подготовиться! А к вечеру всё племя будет!