Эра Адмирала Фишера. Политическая биография реформатора британского флота

Что же тем временем происходило в Адмиралтействе? Поначалу морской министр, взялся за руководство войной с присущей ему кипучей энергией. Черчилль был полон оригинальных идей и новых проектов, подчас вызывавших глубокое изумление у военных моряков. 20 августа Герберт Ричмонд записал в своем дневнике: "Я действительно начинаю верить, что Черчилль не в своем уме. Начиная с прошлого понедельника, вся его энергия направлена на формирование военно-морского батальона для операций на побережье, состоящего из резервистов, кочегаров, бывших машинистов, не занятых на кораблях, а также из остатков морской пехоты и морских артиллеристов. Мне уже сказали (но едва ли это правда), что будет кавалерия из ополченцев. Джек Фишер будет полковником, Бересфорд и некоторые другие знаменитости, вроде Уилфрнда Гендерсона со злополучным Оливером, — его помощниками, и еще какие-то офицеры, о которых я даже не слышал! Для чего эта сила предназначена, один бог знает. Им будет придана легкая артиллерия, а сейчас они размещены в лагерях и их тренирует буйный Уилфрид (Гендерсон. — Д. Л.). Уинстоном изобретена специальная униформа цвета хаки, но матросского покроя. Вчера ее притащили сюда и вызвали морских лордов полюбоваться; Уинстон радовался как ребенок! И это начало великой войны, в которой все будущее зависит от правильного использования военного флота!"[602].

Но по мере того, как число неудач британского флота множилось, энтузиазм Черчилля начал иссякать. За 3 месяца войны, не считая весьма сомнительной победы в морском сражении у острова Гельголанд, англичане пока могли записать в свой реестр одни поражения. Особенно разлагающе действовало на военных моряков пассивное бездействие флота. Битти жаловался в письме к своей супруге: "Мы только играем в войну! Мы мечемся, как коты, в страхе потерять жизнь, потерять корабли и рисковать. Нами правит закон паники, но пока мы не рискнем чем-нибудь, мы ничего и не достигнем"[603]. Запись в дневнике капитан-лейтенанта Бертрама Рамсея прекрасно отразила настроения младших офицеров: "Мне очень не нравится состояние выжидания, когда враг предпримет что-либо первым… Мы должны иметь наготове план, как вынудить немцев принять сражение в выгодных для нас условиях…"[604].

Каково же было возмущение прессы и британской общественности, ожидавших, что их флот с первых же дней войны нанесет врагу решающее поражение, устроит немцам нечто вроде нового Трафальгара.

Вскоре Черчилль и его первый морской лорд принц Луи Баттенберг превратились в настоящих козлов отпущения. Особенно доставалось от желтой прессы последнему. Еще в 1911 г., когда впервые был поднят вопрос о возможности назначения принца Лун первым морским лордом, были сделаны серьезные возражения из-за его принадлежности к высшей немецкой аристократии, что в случае войны могло бы стать нежелательным обстоятельством[605]. Теперь худшие опасения подтвердились. Началась травля Луи Баттенберга в бульварной прессе. Сразу вспомнили, что Баттенберги являются младшей ветвью дома Гогенцоллернов, что принц Луи через свою жену состоит в довольно близком родстве с принцем Генрихом Прусским, который, как известно, не только родной брат Вильгельма II, но и главнокомандующий военно-морскими силами Германии. Естественно, что первое обвинение, предъявленное первому морскому лорду Англии, состояло в том, что он — германский шпион.

Черчилль прекрасно понимал, что если дела пойдут так и дальше, ему в правительстве не удержаться. Он уже давно внушал недоверие коллегам по кабинету, не говоря уже об оппозиции, своей напористостью, исключительной самоуверенностью и неудержимым стремлением к вершине политической власти. Сложившаяся критическая для морского министра ситуация вызывала у подавляющего большинства членов либерального правительства скорее злорадство, нежели сочувствие, и ни один из них не пошевелил бы пальцем, чтобы выручить из нее Черчилля. "Морнннг Пост" уже предсказывала, что Великобританию ожидают на морях дальнейшие просчеты и катастрофы, которые, в конечном счете, приведут к развалу Империи, если Черчилль останется во главе Адмиралтейства[606].

Нужно было срочно искать выход самому. 27 октября Асквит писал своей подруге: "Перед обедом сюда пришел Уинстон в довольно мрачном настроении. Строго между мной и тобой, сегодня он пережил ужасную катастрофу на море ("Одешес" подорвался на мине), которую я не смею описать из страха, что письмо попадет в чужие руки: это известно только ему и мне и долгое время должно держаться в секрете. Он уже окончательно решил, что настало время для кардинальных перемен в его ведомстве; нашему бедному голубоглазому немцу (Баттенбергу — Д. Л.) придется уйти…"[607].