Эра беззакония

Бегом, бегом! Сроки поджимают! Мелким ситом просеяли скудные факты. Со свидетелями работали перекрестно: и следователь, и опера, и Калмычков лично. Следователь прокуратуры включился. По зернышку собирали фактуру. А на приличную версию не наскребли. Остановились, исчерпав возможности. В Питере зацепок не осталось.

Так и вынырнул из суеты Калмычков в ночном поезде «Санкт-Петербург – Москва».

«Пустые хлопоты» пронесшихся дней, и он, измотанный гонкой, остановились в купе «СВ», на целых семь часов уравняв свои скорости. Если отключить телефон.

Закрыл на защелку дверь купе. «Пусть ломятся – не пущу!» Бросил портфель на диван, плюхнулся рядом. Тупо сидел, не снимая куртки, пока за окном не поплыли, ускоряясь, столбы и привокзальные постройки. От попутчиков Бог миловал.

Достал из кармана пачку сигарет и закурил прямо в купе. Не предполагал в себе подобного хамства.

Он делал затяжку за затяжкой, но прокуренный донельзя организм уже не реагировал на никотин. Пустым барабаном гудела голова, и никакого прояснения мыслей сигарета не принесла. Затушил «хабарик» о подошву.

«Выпить бы…» – шевельнулось желание, когда проводница, облаяв его за курение, принесла полагающийся в «СВ» ужин. «В голову не пришло заскочить за «пузырем». И не успел бы». Вздохнув с сожалением, он раскрыл свой походный портфель. «Чего Валентина собрала?»

Одно отделение заняла аккуратно сложенная смена белья, форменная рубашка и тапочки в пакете. Другое – жареная курица в фольге, хлеб и помидоры. А на самом дне!.. «Глазам не верю!..» Пол-литра водочки!

«Радость ты моя! Умница. Все можешь, если захочешь». На душе потеплело. «Всегда бы так». Выпил, вкусно закусил и на перекур вышел в тамбур. После водочки сигарета совсем по-другому работает!

За окном проносились голые тосненские леса, мелькали станции, встречные электрички. Стук колес да старческий скрип вагона – вот и все, что осталось вокруг. На целую ночь. Суета отступила, вместе с канувшим в осеннюю темноту Питером.

Вернулся в купе другим человеком. Мысли перестали расползаться. Забрезжила надежда окинуть со стороны нагроможденную в ходе расследования информацию. Если повезет, упорядочить ее. Разложить по полочкам. В Питере на это не хватало времени.

Выложил на столик блокнот, ручку и приготовился к составлению схемы. Дело не хитрое, а как помогает! Рисуешь кружочки и квадратики. В кружочки заносишь людей: жертвы, подозреваемые, свидетели. Только те, о ком есть достоверная информация. Квадратики заполняешь событиями. Видел, слышал, убил, говорил по телефону. Соединяешь их стрелочками. Это связи, от них много зависит. Пропустишь, недоглядишь – потеряешь логику преступления. Хорошо, если случай типичный, можно домыслить упущеное. А если уникальный? Когда все неизвестно: мотив, исполнитель, заказчик?

Тогда начинается самое интересное. Берешь ручку другого цвета и дорисовываешь кружочки и квадратики там, где их нет, но могли бы вполне оказаться. Это версии. И снова стрелочки.

Калмычков хорошо играл в шахматы. Но эта игра ему нравилась больше. Бывало, ночами просиживал, а к утру уже знал – что, где, когда. Схема – визуализация информации. В голове все навалом. А на бумаге – по полочкам. Но главное, можно дополнить «известное» сотнями вариантов «возможного».

Привык к работе со схемой еще опером. А когда возглавил уголовный розыск, сам Бог велел переводить дела на бумагу. Чтобы не запутаться. Чтобы вовремя подсказать. Его процент раскрываемости всегда был много выше среднегородского.

Сегодня предстояло разбить все, что известно, на три схемы.

Первая – дело о самоубийстве. Плюс информация, поступающая по мере расширения географии самоубийств.

Отдельная схема по «спасителям Отечества».

Третья – по «друзьям Перельмана». Несомненно: в обеих последних скоро появятся новые кружочки и квадратики. Важно не упустить.

Он быстро «расписал» весь скудный улов по питерской части дела о самоубийстве, но что-то мешало проникнуть мыслями вглубь.

Не сумев сосредоточиться, отступил на время, и разнес по кружочкам известных ему членов обоих «Союзов «Меча и Орала». И вновь наткнулся на нежелание мозга решать предложенную задачу. Какой-то иной пласт чувств и мыслей рвался на первое, по важности, место. Он пробивался так настойчиво и решительно, что отложивший блокнот Калмычков, через пять минут ни о чем, кроме «этого», уже думать не мог. И не хотел.

«Этим» оказался позавчерашний разговор с Валентиной. «Своя рубаха ближе к телу!»