Эра беззакония

От того и второй страх – Ксюня, девочка. Чует детская душа, что у родителей «нелады». Воюют, ссорятся. До ребенка им? Вот и растет как трава. «Ксюша, иди кушать!» Или в школу, или спать. Одета, накормлена – вот и ладушки. И в дневнике чтоб не двойки. Что у ребенка на душе, что в головенке? В дневнике об этом не пишут.

Потеряла Валентина ниточку, что была когда-то между ними. В эпоху полного доверия. Ксюня отдалилась быстро. Год-два – и словно чужая. Вымахала длинная, непокорная, острая на язык. Не поймешь, в маму или в папу? «В телевизор», – сказал как-то Калмычков, когда Ксюня объяснила ему популярно полное непонимание им современной молодежи.

Валентина подыскивала ключик, беседовала. Но, наверно, в этом деле легче потерять, чем найти. В душу Ксюня ее не пустила. Перестала рассказывать о личной жизни, о мыслях и сомнениях. Потом и про школу стала отвечать односложно. А когда мелькнет на минутку прежняя, еще страшнее.

Летом загорали на озерах, немного сблизились. Четыре дня ночевали в палатке. Коля рыбу ловил, а они комаров кормили, купались и загорали. Может, от скуки, от неимения собеседников, Ксюня потихоньку стала общаться с родителями. То одно, что-нибудь вспомнят – посмеются, то – другое. На третий день про свой класс Валентине рассказала, про друзей и подружек. По привычке, как раньше, как в добрые старые времена. Валентина радовалась, слушая дочкин щебет. «Чаще, – думала, – надо вот так, семьей…» Многого в Ксюнином рассказе не понимала – другие девочки были в пору ее детства. Переспрашивала, удивлялась. «Красятся с пятого класса? Родители разрешают?»

– Конечно! – отвечала Ксюня. – Мамы с бабушками те же сериалы смотрят. Что, не видят, какой макияж в моде? Пиво не всем разрешают, а мажутся девки как хотят.

– И деньги на пиво родители дают? – восполняла пробелы в новациях воспитания Валентина.

– Ма, пиво – это копейки! Просишь на «Сникерс», а берешь пиво. Так все делают. Пиво – это класс! Мы уже не дети! Имеем право.

– Подожди, а косметику на что покупаете? Вместо завтраков? – спросила Валентина.

– Кто как. Я твоей втихаря пользуюсь, – призналась дочь. – Не фанатею. Люблю натуральное. Некоторые копят – хорошая косметика дорого стоит. Некоторые зарабатывают…

– Молодцы! В наше время детей на работу не брали… – умилилась Валентина.

– Сейчас тоже гоняют. Конкуренция! – увлеклась рассказом Ксюня. – Автостоянку дальнобойную, знаешь – за школой, плечевые обслуживают. Поймают – побьют! Наши девки днем пробираются, когда плечевых нет, и зарабатывают. На косметику хватает.

– Дочуль, а плечевые – это кто? Машины моете, что ли? – не все поняла Валентина.

– Ой, мам, отсталая ты! – Ксюня засмеялась, но тему переменила. – Считай, что моем… Я не ходила, мне денег хватает… А пацаны наши, так вообще уроды! Раньше клей нюхали, теперь на траву перешли. Думают, взрослые… Клопы! Хоть бы один с меня ростом вырос.

– И не вырастут, если нюхают! – Эту тему Валентина помнила с родительских собраний младших классов.

– А глупые! – Ксюня закачала головой. – После майских праздников ходят, шушукаются. Секретничают. Мы с девками их раскрутили. Думали, что-нибудь интересное. А Копылов с Анохиным бомжа запинали за гаражами. По очереди удары отрабатывали. На телефон Анохинский сняли и хвастаются ходят. Придурки!

– Сильно избили? – поинтересовалась Валентина.

– Сдох, вроде. Утром милиция нашла…

Долго еще Валентина слушала школьные истории. Холодела и сжималась. Вечером спросила у Калмычкова, кто такие плечевые, и совсем перестала понимать мир. Боялась пристать к дочери с разговором. На следующий день ехали домой и ни словом в машине не перекинулись. Страх овладел Валентиной. Второй страх на букву «К».

Этой осенью «подъезжала» к дочери. Пыталась лаской достичь души. Куда там! Глухая стена! Похоже, и третья параллельная прямая рванула в сторону. Как жить?

На озере был их последний разговор по душам. Валентина не приставала с нравоучениями, стала выделять больше денег на карманные расходы, но близость между ними пропала окончательно. С сентября Ксюня ощетинилась иголками. А деньги только усугубили ситуацию. Теперь она тратит их не на пиво и «чупа-чупсы», а на поездки в бары. Как тут быть? Как не бояться?..

Валентина дошла до конца улицы, свернула еще раз налево. В переулке снег не убирали и не притаптывали, так мало народу здесь ходит. Узкая тропинка тянется вдоль домов, вдоль закрытой на выходные школы. Переулок закончился, под ногами снова заскользил утоптанный тротуар, и она вернулась к прерванным мыслям.

«Снова деньги. Опять они играют свою гадкую роль».

Валентина выросла в небогатой семье. Жили на две зарплаты, папину и мамину. Как все. И ничего, не умерли. В тряпье не ходили, голодом не сидели, и в доме все, что положено, было. Разносолов, конечно, в магазинах не продавалось. Как и всякой отравы, типа трансгенов. Молоко было молоком, масло – маслом. Каждое лето отдыхали на юге. Валентина не понимала тех, кто ругает «советское прошлое». Не дурели люди от денег.