– Я-то говорила. Да ты – не слушал. В Москву, в Москву… Вот тебе – Москва!
– Не заводись… – Калмычков лихорадочно соображал, что можно сделать. Ничего конструктивного на ум не приходило. – Валя, прекрати! Не плачь. Что-нибудь придумаем.
– Поздно, Коленька! Года три назад надо было придумывать. Не работой заниматься, а дочерью…
– Успокойся! Сейчас отзвонюсь по дежурным. Только дай сообразить…
– Хоть засоображайся! Пол-Питера ночами ждет – вернутся ли их отмороженные детки? Пока вы там, в ментуре, свои делишки обделываете.
– Валя, прекрати! Будем искать! – стукнул кулаком по столу Калмычков.
– Где?
– Названия клубов, баров, кафе – что-нибудь, она называла? В разговоре? По телефону?.. Вспоминай!
– Коля, я не дура. Запомнила бы. Ничего не называла!
Калмычков решал, с чего начать обзвон. Если совсем честно, он боялся услышать сводки. Сотни виденных за годы работы записей в журналах регистрации происшествий. За каждой записью несовершеннолетняя девочка. Ушла – и не вернулась. От семи – до шестнадцати и старше.
Сколько их в его памяти? Убитых. Изнасилованных. А сколько не попало в журналы учета? Одни – такие же избитые и изнасилованные, но живыми дошедшие домой. Другие – пропавшие навек, без креста на могилке. Нет тела – нет дела.
«Начну звонить – привяжу себя к этому ужасу. С Ксюней такого не случилось! Не может случиться! Иначе…» Он не позволил себе додумать, как сможет жить, если – иначе.
– Я убью ее! Ремнем отхожу так, что… – только и смог сказать Калмычков.
– Опомнись, Коля! Да только бы пришла – жива и невредима… Слова не скажу! Волоску не дам упасть с ее головки.
– Прости, я в переносном смысле…
Он не схватил телефон, не бросился звонить. Словно в прострации сидел и представлял: его маленькая Ксюня – где-то там, в городе. Ночью… Там, где даже он, подполковник милиции, без пистолета и связи не ходит один. Он шкурой ощутил ужас ночного Питера.
Что делать подполковнику?.. По его слову все питерские подонки «шуршат» сегодня по закоулкам. А он сидит, немощный и безвольный. Что делать? Ждать?
– Это судьба, Коля. Ничего не можем… Только ждать и думать, где мы ее прогневили.
– Что ты несешь? – возмутился Калмычков. – Какая судьба? Возраст! Дурь в башке загуляла!.. Ведь отличница была, не оторва, какая. Успокойся, что-нибудь придумаю.
Зазвонил телефон. Вот где ужас! Никогда не казался звонок сигналом из ада! Они стояли окаменевшие, а потом вместе бросились к трубке. Прыжок у Калмычкова длиннее!
Пока нес трубку к уху, о чем только не подумал! Даже вспомнил забытый сигнал прокола, будь он неладен. «Только бы…»
Из трубки в ухо заорал капитан Егоров: «Нашли! Николай Иванович, нашли!..» «Кого нашли? – не понял Калмычков. – Ксюню?» Пока Егоров соображал, о какой Ксюне идет речь, Калмычков обессиленно сполз по стенке на пол.
– Взяли одного из тех, что Самсоновых… Уже колонулся! Приезжайте, Николай Иванович! Все здесь.
– Да-да. Еду… – Калмычков положил трубку. Валентина смотрела на него ненавидящими глазами.
Словно трухлявый столетний пень, без жизни, чувств и мыслей Калмычков ехал, не разбирая дороги. Очнулся от визга собственных тормозов. Капот уперся в отбойный брус «длинномера».
«Long vehicle» – прочитал в свете фар.
«Охренеть!» – ругнул себя, выворачивая из-под фуры. Мозг включился. Вырвавшись на пустую дорогу, схватил мобильник и стал лихорадочно вызванивать Женьку. С четвертой попытки – достал.
– Что так поздно, Коль? Я уже баиньки…
– На том свете отоспишься! Через двадцать минут – у входа в мою контору. Понял?
– Что случилось-то? Объясни…
– Некогда объяснять… Важно! Так важно – как никогда еще не было! Жду.
В двадцать минут Женька не уложился. Когда подполз его джип, Калмычков прыгнул на переднее сиденье.
– С Ксюней – беда! Все подробности у Валентины. Домашний телефон знаешь? Действуй, Жека! Я в полном цейтноте. Смогу помочь только пробивкой по учету происшествий. Найди ее!.. Поднимай кого хочешь. Деньги – любые! Только – найди! Представь, что это твоя четырнадцатилетняя дочь находится черт знает где в нашем долбаном городишке. Спасай, Жека!
– А сам – уже не мент?
Калмычков не ответил, выпрыгнул из машины и скрылся в освещенном зеве ГУВДа. Петляя коридорами и лестницами, успел набрать номер домашнего телефона и предупредил Валентину о Женькином звонке.
Трубка в ответ безнадежно всхлипнула.
Взвыл от бессилия! Он ничем не мог помочь собственному ребенку.
Найдя свой кабинет пустым и покинутым, Калмычков обнаружил всех у генерала Арапова. В густом табачном дыму слышались голоса Перельмана, хозяина кабинета и нескольких штабных. Егоров, следователь и два опера из калмычковской группы сиротливо жались по стенкам. Но рожи имели довольные. Особенно Егоров.
– Что, Россия – чемпион мира по футболу? – спросил его Калмычков.
– Тьфу на всех чемпионов! – Глаза Егорова, заплывшие от бессонных ночей и дешевой водки, излучали радость. – Лучший день моей жизни!
– А, Калмычков! – протиснулся к нему генерал Арапов. – Поздравляю с уловом. Дел двести сегодня закроем! Имя твоего самоубийцы с минуты на минуту узнаем. Лучшие следаки колят.