Эра беззакония

А Калмычков сохранил к тридцати пяти годам и живость, и фигуру. Поджарый, костистый, выше среднего роста. На плакатного милиционера не тянет, но мужчина, и без формы, заметный. Женщины в его присутствии начинают оправлять перышки.

Темные волосы, стриженные в традициях классики парикмахерского мастерства, задают верный тон при знакомстве с его портретом. Эпоха бандитских ежиков кончилась для Калмычкова вместе с переходом в Главк. Теперь к его волосам допущена только одна парикмахерша. Хорошая стрижка — ключ к лицу. Сколько ни подбирал прическу методом проб и ошибок, только толстая Люся сумела найти решение для его нестандартной головы. Встает с ее кресла — хоть генеральские погоны вручай. Такой представительный получается мужчина. Облагораживает Люсина стрижка его худощавое лицо. Повышает класс. Крупным чертам недостает благородства, слегка грубоваты. При более спокойной работе они сложились бы в портрет интеллигента, сгладились и истончились. Но при нынешней, в розыске, выпятили волевые качества. Лицо, это слепок с характера. А по характеру Калмычков — колун, способный крушить оборону подозреваемых, а подвернуться, так и неразумные воли собственных подчиненных. Добрым словом крушит, естественно. Смог бы и кулаком, но до этого обычно не доходит. Лицо предупреждает доходчиво, без вариантов и разночтений.

Манера общения соответствует лицу. С суровостью он переигрывает. Эксплуатирует образ громилы и простака, а настоящего себя не показывает. Спрятал он глубоко и врожденную совесть, и воспитанную родителями порядочность. Спрятал давно, чтобы не вступали в диссонанс с серой формой и такими же серыми буднями. Не вяжутся и мешают работать.

И глаза у него не плакатные, без стали и железобетона. Задумчивые глаза, внимательные. Читается в них юрфак ЛГУ, опыт и сотни распутанных преступлений. С глазами у него беда — трудно спрятать умный взгляд под фуражкой с кокардой. Особенно от начальства. Глаза Калмычков опускает. Или отводит, когда не ведет допрос.

Таким он пришел служить в Главк. Заточенным на борьбу и победу. Но восемнадцать спокойных месяцев смягчили наработанные черты. Сбили жесткость, разбавили смесью апатии и растерянности. «Кто я, где я?.. Зачем?..» Заржавел, одним словом, колун. Расползлись вдруг залысины, приросли к переносице очки. Помягчел, натянул маску клерка, готового выслушать, и понять, и исполнить, если прикажут. Вроде он уже не боевая единица, а винтик в чужом механизме. Спрятался Калмычков под новую маску. Многие верят, только Женька все время морщится: «Опять ты включил ментовскую улыбочку?»

Женьке можно. Женька Привалов друг и соратник, второе калмычковское «я».

— Что-то долго тебя в начальники отдела не переводят, — сказало это «Я», подкладывая кусочек семги на бутерброд. — Обещали. Или развели?

— Хрен поймешь! Ситуация изменилась. Макарыч хотел за полгода продвинуть… — Калмычков вспомнил про затухаюшую сигару и принялся ее растягивать. Одновременно говорил. — Макарыча на пенсию выперли. С кого теперь спрос? Погоди, Жека, дай раскурю…

— А новый начальник отдела? — пристал Женька. — Тот, что вместо Макарыча. Ты про него говорил. Перельман, кажется?

— Московский засланец. Под него Макарыча и схарчили. Место расчищали, — Калмычков справился с сигарой и теперь наслаждался, пуская кольца. Коньяк, закуску и сигары привез Женька. «Надо же, — подумал Калмычков, — пять лет назад пиву «Балтика» радовались, а теперь «Хеннеси ХО», «Коиба»… Растет жизненный уровень населения».

— Фамилия у него странная… — сказал Женька. — Он кто?

— Неважно, — ответил Калмычков. — Не в национальности дело.

— А имя-отчество его как?

— Иван Иваныч его зовут, — отрубил Калмычков. — Что, своих козлов вокруг мало?

— Хватает, — упрямо гнул Женька, — только, на карьере теперь поставь крест… Напрасно ушел с «земли». Как жили!.. Все под рукой: ресурс, уважение… А что сейчас? Где результат?

— Ты за мои результаты не переживай, — обиделся Калмычков. — Мне даже завидовать можно. Все, что планировал к тридцати пяти годам — выполнил. Все есть…

— Что у тебя есть, нищита милицейская? — съехидничал Женька.

— Все! Звание, должность. Заметь, не «на земле» сижу, в Главке. Дальше по списку: квартира, машина, деньжата кое-какие… Жена, дочь-красотуля… Друган есть! Ни за какие бабки не купишь!

— Так и помрешь идиотом! — засмеялся Женька. — Ладно, бабла мы нарубим. Без проблем. А карьера? Пора к кормушке пробиваться!

— Карьера, Жека, под вопросом. Повисла. С приходом Перельмана потянуло сквознячком. Копает, что ли, не пойму, — Калмычков наполнил рюмки. — Давай, за удачу! Она мне понадобится. Прокололся где-то…

Женька поперхнулся лимончиком.

— Ты, прокололся? Не смеши…

— Спинным мозгом чую, — сказал Калмычков. — После твоих соплей, когда по первой выпили, «бзик» заскочил. Аж переклинило.

— Ты просто устал! — замахал руками Женька. — Бумаги кого хочешь до «бзика» доведут. Какие проколы? Дела — как в аптеке!

— Нет, Женя, ты меня знаешь. На ровном месте волну не гоню. Что-то будет…

— Будет — не будет!.. Устал! Кризис среднего возраста. Климакс-с-с… Хы-хы…