Эра беззакония

— Сейчас тоже гоняют. Конкуренция! — увлеклась рассказом Ксюня. — Автостоянку дальнобойную, знаешь — за школой, плечевые обслуживают. Поймают — побьют! Наши девки днем пробираются, когда плечевых нет, и зарабатывают. На косметику хватает.

— Дочуль, а плечевые — это кто? Машины моете, что ли? — не все поняла Валентина.

— Ой, мам, отсталая ты! — Ксюня засмеялась, но тему переменила. — Считай, что моем… Я не ходила, мне денег хватает… А пацаны наши, так вообще уроды! Раньше клей нюхали, теперь на траву перешли. Думают, взрослые… Клопы! Хоть бы один с меня ростом вырос.

— И не вырастут, если нюхают! — Эту тему Валентина помнила с родительских собраний младших классов.

— А глупые! — Ксюня закачала головой. — После майских праздников ходят, шушукаются. Секретничают. Мы с девками их раскрутили. Думали, что-нибудь интересное. А Копылов с Анохиным бомжа запинали за гаражами. По очереди удары отрабатывали. На телефон Анохинский сняли и хвастаются ходят. Придурки!

— Сильно избили? — поинтересовалась Валентина.

— Сдох, вроде. Утром милиция нашла…

Долго еще Валентина слушала школьные истории. Холодела и сжималась. Вечером спросила у Калмычкова, кто такие плечевые, и совсем перестала понимать мир. Боялась пристать к дочери с разговором. На следующий день ехали домой и ни словом в машине не перекинулись. Страх овладел Валентиной. Второй страх на букву «К».

Этой осенью «подъезжала» к дочери. Пыталась лаской достичь души. Куда там! Глухая стена! Похоже, и третья параллельная прямая рванула в сторону. Как жить?

На озере был их последний разговор по душам. Валентина не приставала с нравоучениями, стала выделять больше денег на карманные расходы, но близость между ними пропала окончательно. С сентября Ксюня ощетинилась иголками. А деньги только усугубили ситуацию. Теперь она тратит их не на пиво и «чупа-чупсы», а на поездки в бары. Как тут быть? Как не бояться?..

Валентина дошла до конца улицы, свернула еще раз налево. В переулке снег не убирали и не притаптывали, так мало народу здесь ходит. Узкая тропинка тянется вдоль домов, вдоль закрытой на выходные школы. Переулок закончился, под ногами снова заскользил утоптанный тротуар, и она вернулась к прерванным мыслям.

«Снова деньги. Опять они играют свою гадкую роль».

Валентина выросла в небогатой семье. Жили на две зарплаты, папину и мамину. Как все. И ничего, не умерли. В тряпье не ходили, голодом не сидели, и в доме все, что положено, было. Разносолов, конечно, в магазинах не продавалось. Как и всякой отравы, типа трансгенов. Молоко было молоком, масло — маслом. Каждое лето отдыхали на юге. Валентина не понимала тех, кто ругает «советское прошлое». Не дурели люди от денег.

Теперь деньги показали свою обратную сторону и в отношениях с Ксюней. Не давать нельзя — способы добычи карманных денег, озвученные тогда, на пляже, до сих пор вгоняли Валентину в ужас. А получив деньги, дочь тратит их по своему усмотрению. Это усмотрение тоже не устраивало Валентину. Снова — как быть?

Валентина сделала последний поворот налево. Теперь ее путь пролегал по парку. Вернее, по пустырю, который должен был стать парком. Засыпали гнилое озерцо, проложили асфальтовые дорожки, насажали деревьев. Деревья большей частью не прижились. Клумбы потоптали подростки. Недолго выстояли скамейки, грибки и беседки. Только церковь прижилась на окраине парка. Ее строили лет семь, но в прошлом году закончили. Как она называется и чему посвящена, Валентина не знала. Церковь гармонировала с парком. Такая же несуразная, незаконченная архитектурно, как весь парк. Видимо, ужимался бюджет, а вместе с ним таяли размеры, украшения и прочие, предусмотренные проектом «излишества». Новодел получился приземистым, корявым и выделялся лишь своей яркой окраской. Красные стены с белым обрамлением.

Валентина впервые видела церковь на фоне белого снега. Может, поэтому она и привлекла ее внимание. «А что? Веселенько…» — подумала она. Захотела разглядеть церквушку поближе. Свернула, на ведущую к ней, боковую дорожку.

Вдруг, сзади стал нагонять могучий топот. Валентина обернулась и обмерла от страха. Прямо на нее неслась огромная черная собака. Пасть открыта, с алого языка клочьями летит пена. Валентина застыла в ужасе. Мохнатое чудовище в три прыжка подлетело к ней, но не бросилось, не сшибло бедную женщину с ног, а затормозило передними лапами, проехало пару метров юзом и уселось у ног, скалясь в довольной ухмылке. «Испугалась, дуреха?» — написано на лохматой морде. Собака ткнулась горячей слюнявой мордой в ладонь Валентины, повернула голову на шум торопливых шагов. По дорожке, скользя и спотыкаясь, бежал ее хозяин — крупный мужчина в длиннополом кожаном плаще. Он размахивал поводком и кричал Валентине: «Не бойтесь! Он не кусается. Бон, ко мне!» Бон, судя по размерам и шерсти, молодой нюф, поглядывал на хозяина все с той же ухмылкой, но выполнять команду не собирался.

— Ну, вы даете! — напустилась Валентина на подбежавшего мужчину. — Чуть до инфаркта не довели. Держать надо собаку!