Эра чудес

Так! Знаки плясали на странице. Он заставил их остановиться усилием воли. В Городе Ангелов название было жестом несмелого вызова, сравнимым разве что с ребенком, показывающим нос взрослому, стоящему к нему спиной. Иногда все еще попадались такие экстраординарные попытки. Хотя слова, вроде «экстраординарный» теряли свою силу. В последнее время вы уже не услышите, чтобы люди говорили, как раньше: «Эра Чудес не прошла». Теперь, пожимая плечами, они говорили «ЭЧ», – и это уже говорило само за себя.

Когда Кэнфилд приехал, люди были похожи на развалины: растянулись у входной двери, где их застал газ. Под столом разбитый псих, а над ним тот, кто и был, по мнению управляющего, целью психа. Рядом с ними на полу лежали мужчина и две женщины.

Мужчина, лежавший на перевернутом кверху дном столе, был Деннис Рэдклифф.

Уолдрон нахмурился. Имя отдалось в голове, словно забытая мелодия. Он не смог сразу припомнить, откуда оно, и не стал понапрасну тратить время на воспоминания, ибо легко мог проверить это в картотеке.

Управляющий сказал, что Рэдклифф завелся, как сумасшедший, и стал швырять в психа все, что попадалось ему под руку: ножи, бутылки, посуду. Однако он не знает, чем все закончилось, потому, как пришлось бежать к дверям и включать газ.

Кэнфилд, естественно, закрыл заведение и собрал все 140 имен клиентов, официантов и остального персонала, тщательно обыскав их карманы, отыскивая удостоверения личности, а также привез с собой людей, непосредственно вовлеченных в инцидент: управляющего, гардеробщика и швейцара, которых подозревал в даче ложных показаний, Рэдклиффа и всех, кто был за его столом, самого психа и полдюжины различных людей для дачи перекрестных показаний. Трудоемкая работа.

Было уже десять минут одиннадцатого утра; Уолдрон почувствовал, что его силы на исходе, и перспектива штудировать дотошно собранные Кэнфилдом данные, мягко сказать, его не радовала.

Однако это было необходимо сделать.

С чего, черт возьми, начинать в таких делах?

Он захлопнул блокнот, снова напрасно нажал на выключатель интеркома на столе в надежде, что тот заработает. Не получив ответа, Уолдрон с трудом подавил в себе желание швырнуть его об стену и встал из-за стола.

Подвал, отделанный белым кафелем, всегда напоминал ему общественный туалет. Когда все его камеры были заполнены, он источал то же зловоние. Сегодня так и было. Одни из задержанных стонали во сне под ярким светом ламп, другие, считая, что даже пытаться заснуть бесполезно, сидели на жестких скамейках, уставившись в пустоту покрасневшими от усталости беспокойными глазами. Люди из Города Ангелов по большей части все еще были без сознания и лежали в последних трех камерах на скамейках и полу, как трупы в морге.

За столом лицом к камере сидел человек; появление Уолдрона заставило его поднять глаза. Тут же находились дежурный сержант Родригес и один из постоянных полицейских патологоанатомов доктор Морелло. Кэнфилд чистил и полировал свои зубы.

Внимательно наблюдая за его движениями, Уолдрон спустился по лестнице и протянул блокнот.

Извини, что я набросился на тебя, Кэнфилд, сказал он. Похоже, я просто немного устал.

Он облокотился на угол стола.

Кэнфилд, не проронив ни слова, взял блокнот.

Ну что скажешь, док? продолжал хрипящим голосом Уолдрон, обращаясь к Морелло. Что тебя сюда привело? Дело Города Ангелов?

Веки Морелло опухли, волосы были спутаны. Звеня цепочкой от ручки, он писал на столе Родригеса отчет. Одарив оный проклятьем, он произнес:

Конечно, они вытащили меня, чтобы я осмотрел этого психа. Не могли подождать до утра, любой идиот мог понять, что он мертв.

Любой идиот, говоришь? произнес Кэнфилд слащавым голосом. И когда доктор не ответил, он довольно резко продолжил: Я поступил по уставу! Если тебе не нравится, что тебя будят в два часа ночи, ты мог бы отказаться от полицейской карты. Хочешь, чтобы мы ее у тебя отобрали?

Морелло состроил гримасу:

А какая к чертям разница, получаю я пациентов в полиции или на улице? ответил тот сердито. Кровь того же цвета, те же сломанные носы.

Закончив последнее предложение своего на скорую руку составленного отчета, он подписал его размашистым росчерком и отдал Родригесу.

Сигареты есть? спросил он. Я забыл свои.

На, возьми, – предложил ему Уолдрон, – кстати, я вот не понял, что псих был мертв.

– Он и не был, когда мы его сюда привезли, – ответил Кэнфилд, – он умер за десять минут до моего прихода к тебе. Я бы сказал тебе об этом, дай ты мне возможность.

Не обращая внимание на остроты Кэнфилда, Уолдрон повернулся к Морелло.

– Так что же его убило? То, что швырял в него Рэдклифф? Или стол, свалившийся на него?

Доктор пожал плечами.

– Может, и то и другое вместе взятое.

Он затянулся и закрыл глаза, будто пытаясь растворить в дыме свой разум.

– Но вряд ли вы сумеете предъявить обвинение в убийстве. Насколько я могу судить, это было кровоизлияние в мозг. Целое море лопнувших сосудов. У него глаза словно вишни. Когда вскроют череп, его мозги будут как взбитые сливки, – глумливо ответил он.