Эра Дракулы

…Смехотворно поздно она поняла, что Чарльз боится не того, с чем ему предстоит столкнуться во дворце. Он боялся за нее, боялся последствий того, что скоро должно было произойти. Борегар взял ее за руку и крепко сжал.

— Жени, — голос его едва превышал шепот, — если то, что я сделаю, принесет тебе вред, я искренне сожалею.

Она не поняла его. Пока ее разум старался поспеть за ним, Чарльз наклонился и поцеловал ее в губы, на манер «теплых». Женевьева ощутила его и вспомнила все…

…В темноте ее голос был холоден.

— Это может длиться вечно, Чарльз. По-настоящему вечно.

Он вспомнил свою встречу с Майкрофтом.

— Ничто не вечно, моя дорогая…

…Поцелуй оборвался, и он отошел назад, оставив ее в смятении. А потом двери открылись, и Женевьеву с Чарльзом допустили в присутствие королевских особ.

Скудно освещенный сломанными канделябрами, тронный зал казался адским хлевом для людей и животных; когда-то красивые обои на стенах были изорваны и покрыты пятнами. Грязные картины, за которыми явно не ухаживали и содержали в неправильных условиях, висели под странными углами или были свалены в кучу позади мебели. Хохочущие, скулящие, ворчащие, ноющие, кричащие создания скопились на диванах и коврах. Практически обнаженный карпатец боролся с огромной обезьяной, их ноги скребли и скользили по загаженному полу. Смрад засохшей крови и навоза казался таким же сильным, как в доме номер 13 в Миллерс-корте.

Меррик представил их собравшимся, нёбо его явно пострадало, пока он произносил имена Борегара и Дьёдонне. Кто-то отпустил резкое замечание на немецком. Взрывы грубого смеха пробились сквозь гомон, но сразу оборвались, стоило шевельнуться руке величиной с окорок. От жеста собравшиеся замерли; карпатец прижал морду обезьяны к полу и сломал животному позвоночник, поспешно закончив единоборство.

На воздетой вверх руке огромное кольцо с камнем играло отражениями семи костров. Женевьева узнала Кохинор, или «Озеро Света», самый большой бриллиант в мире и главный предмет коллекции Королевских Драгоценностей. Она не могла отвести глаз от ярко сияющего камня — и от вампира, который владел им. Принц Дракула сидел на троне, массивный, словно памятник, сквозь морщинистую серую кожу неимоверно раздутого лица проступал яркий багрянец. Усы, слипшиеся от свежей крови, свисали на грудь, густые волосы свободно ниспадали на плечи, а покрытый черной щетиной подбородок усеивали красные потеки, оставшиеся с последнего кормления. В левой руке консорта покоилась держава, которая в ладони такого размера казалась не больше теннисного мяча.

Чарльз задрожал в присутствии врага, запах бил словно кулаками. Женевьева поддержала его и оглянулась вокруг.

— Я не мог и представить… — пробормотал он, — не мог…

Черный бархатный плат, оборванный по краям, с горностаевым воротником, висел на плечах Дракулы крыльями гигантской летучей мыши. Кроме плаща на нем ничего не было; его тело покрывала густая спутанная шерсть, кровь запеклась на груди и руках. Бледное мужское достоинство лежало змеиными кольцами на коленях вампира, красное на конце, словно язык гадюки. Тело принца набрякло кровью, вены толщиной с веревку пульсировали на шее и руках. При жизни Влад Цепеш не отличался большим ростом; теперь же он превратился в гиганта.

«Теплая» девушка пробежала через зал, ее преследовал один из карпатцев. Это оказался Руперт из Хентцау, униформа его была разорвана в клочья, лицо заливал багровый румянец. Пока руританец двигался, пластины его черепа смещались, искажая и собирая заново лицо. Взмахом лапы он сбил девушку на пол и соскреб с ее спины шелк пополам с кожей. Потом принялся терзать ее тело трехсуставчатыми челюстями, не только высасывая кровь, но и заглатывая куски мяса. Во время кормления Хентцау все больше становился похожим на волка, он извивался, высвобождаясь из ботинок и штанов, его смех превратился в вой. Девушка, разумеется, умерла сразу же.

Дракула улыбнулся, желтые зубы походили размером и формой на заостренные большие пальцы. Женевьева посмотрела в широкое лицо Короля Вампиров.

Королева стояла на коленях перед троном, вокруг ее шеи красовался шипастый ошейник, массивная цепь вела от него к браслету, свободно висевшему на запястье Дракулы. Из одежды на Виктории остались только ночная рубашка и чулки, каштановые волосы были распущены, лицо заливала кровь. Наверное, никто не смог бы узнать в этой униженной женщине ту пухлую старушку, которой она некогда была. Женевьева надеялась, что императрица сошла с ума, но боялась, что та прекрасно осознаёт все происходящее с ней. Виктория отвернулась, не желая смотреть на трапезу карпатца.

— Ваши Величества, — сказал Чарльз, склонив голову.

Чудовищный взрыв смеха, больше похожего на пускание газов, раздался из зазубренной, клыкастой пасти Дракулы. Смрад его дыхания заполнил комнату. Словно все вокруг умерло и сгнило.

— Я — Дракула, — произнес он, удивив вновь прибывших мягким английским практически без акцента. — А кто эти гости?