Комиссар собственным платком стер надпись. Никто не возражал против уничтожения улики, но Борегар заметил, как детективы обменялись взглядами между собой.
— Ну вот, дело сделано, — заявил сэр Чарльз. — Иногда создается впечатление, что мне все приходится делать самому.
Борегар увидел его недалекую запальчивость, которая сходила за стойкость и отвагу в Рорке-Дрифте или Лакхнау, и понял, как сэр Чарльз мог принять решение, обернувшееся Кровавым воскресеньем.
Сановники двинулись прочь, обратно к своим кэбам, клубам и комфорту.
— Я увижу вас с Пенни у Стокеров? — спросил Годалминг.
— Когда это дело подойдет к концу.
— Передай мои наилучшие пожелания своей невесте.
— Разумеется.
Артур последовал за сэром Чарльзом. У стены остались только полицейские.
— Надпись должны были сфотографировать, — сказал Холс. — Это же улика. Улика, черт побери.
— Успокойся, паренек, — урезонил его Эбберлайн.
— Так, — распорядился Лестрейд. — Я хочу, чтобы к закату солнца в камерах не осталось ни единого свободного места. Тащите за решетку каждую проститутку, сутенера, бандита, карманника. Угрожайте им чем угодно. Кто-то что-то знает, и рано или поздно кто-нибудь да заговорит.
Такой план явно не порадует Лаймхауз. Более того, Лестрейд ошибался. Борегар достаточно высоко оценивал криминальное сообщество: если какой-нибудь преступник хоть что-то знал бы о Потрошителе, он немедленно сообщил бы об этом Чарльзу. Борегар уже получил несколько телеграмм, где говорилось, какие линии расследования бесплодны. Теневая империя уже проверила и исключила несколько ниточек, к которым полиция только подбиралась. В Круге состояло больше первоклассных умов, чем среди тех, кто сегодня собрался на Гоулстон-стрит, и это несколько тревожило.
Вместе с Женевьевой Борегар проследовал назад по Коммершиал-стрит. Стоял поздний вечер, и Чарльз не спал уже полтора дня. Разносчики газет продавали специальные издания. После письма, подписанного Джеком-Потрошителем, и двух свежих убийств новостная истерия достигла своего пика.
— Что вы думаете об Уоррене? — спросила Женевьева.
Борегар решил промолчать, но Дьёдонне все поняла мгновенно. Она была из тех самых вампиров, и Чарльз подумал, что в ее компании следует проявлять осмотрительность даже в собственных мыслях.
— Я тоже так считаю, — заметила старейшина. — Совершенно неподходящий человек для такой должности. Ратвен должен это понимать. Но все равно он лучше, чем карпатский маньяк.
Удивленный, Борегар предположил:
— Вас послушать, можно подумать, что вы предвзято настроены по отношению к вампирам.
— Мистер Борегар, я окружена потомством принца-консорта. Слишком поздно жаловаться, но Влад Цепеш — едва ли лучший представитель нашего вида. Мало кто не любит еврейских или итальянских дегенератов больше, чем еврей или итальянец.
Когда солнце село, Борегар выяснил, что остался с Женевьевой один.
— Вот так, — сказала она, снимая шляпу и расправляя волосы цвета меда, — лучше.
Дьёдонне, казалось, потянулась, как кошка на солнце. Он чувствовал ее возрастающую силу. Ее зрачки слегка сверкали, а улыбка стала почти лукавой.
— Кстати говоря, а кто такая Пенни?
Борегару стало интересно, чем сейчас занимается Пенелопа. Он не видел ее со времени их ссоры несколько дней назад.
— Мисс Пенелопа Чёрчвард, моя невеста.
Прочитать выражение лица Женевьевы он не смог, но вообразил, что ее глаза чуть сузились.
— Невеста? Брак долго не продлится.
Такое оскорбление невероятно возмутило Чарльза.
— Прошу прощения, мистер Борегар. Но поверьте мне, я это знаю. Ничто не вечно.
Глава 26
РАЗМЫШЛЕНИЯ И УВЕЧЬЯ
Я чувствую их горячее дыхание на своей шее. Если бы Борегар ее не прикончил, Страйд опознала бы меня. Ночью меня могли увидеть за работой: я бежал по улицам от одной жертвы к другой в панике, окровавленный, со скальпелем, зажатым в кулаке. Меня чуть не поймали. Я только начал трудиться над первой проституткой, когда рядом прогромыхала телега. Лошадь фыркнула, словно преисподняя прочистила горло. Я бросился вперед, уверенный, что Карпатская гвардия преследует меня по пятам. Каким-то чудом погонщик меня так и не увидел. В «Таймс» писали, что моим «человеком из Порлока» оказался Луис Димшутц, член еврейско-социалистической банды, которая собирается около Международного образовательного клуба рабочих. С Эддоус повезло больше. Я успокоился и закончил дело. Она меня знала и доверяла. Это сильно помогло. Роды прошли успешно.