Эра Дракулы

Старуха вцепилась в горло девочки, соскребая запекшуюся кровь. На коже налились крохотные алые капли, но дитя не издало ни звука. Горячий, острый, всепроникающий запах впился в ноздри Пенелопы. Ее охватила жажда.

От близости детского тела Пенелопой на мгновение завладели сомнения. «Теплой» она никому не позволяла к себе прикасаться, особенно детям, после смерти Памелы поклявшись не поддаваться мужскому сластолюбию и не иметь детей. Со временем такой обет стал казаться откровенно ребячливым, правда, мысль о брачной ночи по-прежнему ее не привлекала. Эта сторона жизни имела мало общего с помолвкой. Но в том, что произошло у Пенелопы с Артом, присутствовало нечто большее, чем просто кормление или средство обращения, — чувственность, телесность, одновременно отталкивающая и возбуждающая, которая теперь казалась «новорожденной» приемлемой, даже желанной.

— Шесть пенсов, — напомнила женщина, но Пенелопа едва услышала ее, все внимание сосредоточив на шее ребенка.

С Годалмингом питье крови было неприятной необходимостью. Она почувствовала странное волнение, почти неотличимое от боли, когда он укусил ее. Когда же Пенелопа забирала его кровь, это показалось ей отвратительной и тяжелой необходимостью; но сейчас желание стало другим. Обращение что-то пробудило в Пенелопе. Как только она коснулась языком открытой раны, ее старая личность по-настоящему умерла. Кровь струйкой полилась в горло, и «новорожденная», в которую она превратилась, наконец проснулась.

Пенелопа решила стать вампиршей, так как считала это правильным. Она разозлилась на Чарльза из-за его флирта с тем существом, старейшиной, из-за его неудачи, что он не смог появиться и принести необходимые извинения. Он плохо обращался с «теплыми» женщинами, но, возможно, его отношение стало бы иным, если б она обернулась. Все это сейчас казалось таким абсурдным.

Она сглотнула, чувствуя, как кровь проникает внутрь. Та не просто скользнула вниз по горлу, но вонзилась в десны, распространяясь по лицу. Пенелопа чувствовала, как алым соком наливаются щеки, пульсируют вены за ушами, наполняются глаза.

— Хватит, мисс. Вы ее прикончите. Будьте осторожны.

Женщина попыталась оттащить девочку, но Пенелопа отбросила нищенку прочь. Она еще не была удовлетворена. Хныканье ребенка стояло у нее в ушах, словно вампиршу подбадривала какая-то слабая свинья. Девочка хотела, чтобы ее осушили до конца — так же, как Пенелопа нуждалась в ее крови…

…Наконец все кончилось. Сердце ребенка еще билось. Пенелопа положила дитя на тротуар. Другая девочка — сестра? — села около своей подруги и обняла ее.

— Шиллинг, — сказала женщина. — Вы взяли крови на шиллинг.

Пенелопа зашипела на сводничающую тварь, плюясь сквозь клыки. Будет легко вскрыть ее от живота до шеи. Для этого у нее есть когти.

— Шиллинг.

Старуха оказалась решительной. Пенелопа признала родственную душу. Они обе подчинялись нужде, превышавшей все иные соображения.

В переднем кармане девушка нашла часы на цепочке, вытащила их из жилета и бросила сутенерше. Та сжала кулак и поймала вещицу на лету, недоверчиво улыбнувшись.

— Спасибо большое, спасибо, мисс. Благодарю вас. Вы в любое время можете воспользоваться моими девочками. В любое время.

Пенелопа оставила женщину на Кадоган-сквер и ушла в туман, вновь обретенные жизненные силы электричеством бежали по венам. Внутри она была сильнее, чем когда-либо…

…Она знала путь в тумане. Чёрчварды жили недалеко, на Кавершэм-стрит. Казалось, сейчас только она одна из всего Лондона знала, куда идет, и могла найти дом с закрытыми глазами.

От детской крови кружилась голова. Обычно за обедом Пенелопа пила не больше одного бокала вина, но свое нынешнее состояние признала. Это было отравление. Однажды она, Кейт и еще одна девочка опустошили четыре бутылки из подвала ее покойного отца. Только Рид тогда не стошнило, и по этому поводу та позволила себе возмутительное самодовольство. Сейчас Пенелопа чувствовала себя примерно так же, только в желудке ничего не ворочалось.

Порой люди чувствовали ее приближение и уходили с дороги. Никто не смотрел на нее, не отпускал замечаний по поводу странного наряда. Мужчины оставили удобство собственных одежд только себе. Она чувствовала себя почти пираткой, как Энн Бонни. Даже Пам — Пенелопа была уверена — ни разу не испытывала ничего столь же захватывающего. Наконец-то она переплюнула свою кузину.

Туман поредел, накидка оттягивала плечи. Пенелопа остановилась и поняла, что у нее кружится голова. Может, девочка была больна? Вампирша вцепилась в фонарный столб, как пьяный джентльмен. От белесой мглы остались одни завитки. С реки дул ветер. В бризе чувствовался вкус Темзы. Мир вокруг, казалось, вертелся по мере того, как мрак утра рассеивался. В небе ширился безжалостный огненный шар, протягивая к земле щупальца света. Пенелопа закрыла лицо рукой и почувствовала, как горит кожа. Словно огромное увеличительное стекло висело в воздухе, устремив на нее солнечные лучи, как будто какой-то мальчишка направил смертоносную лупу на муравья.