Эра Лобановского

— Первый раз это произошло в Краснодаре, где у нас были перевыборы капитана команды,— вспоминал Каневский. До этого я уже был капитаном, но руководству команды сказали «сверху», чтобы меня больше не выбирали. Об этом я узнал от нашего администратора Рафаила Фельдштейна. Два дня подряд проводили тайное голосование. Готовили-готовили ребят, настраивали голосовать против меня, но... Единогласно игроки снова избрали меня. И второй раз дали мне почувствовать мою «пятую графу», когда я уже шесть лет кряду был капитаном. Мы выиграли Кубок и чемпионат страны, в составе сборной СССР я участвовал в чемпионате мира. Многим моим партнерам по динамовской команде присвоили звания заслуженных мастеров спорта. Мне отказали...

— А почему я подал документы на выезд? — продолжал Виктор Каневский. Я в ту пору работал тренером. У меня уже были куплены билеты в Алжир, где я должен был работать со сборной страны. Вместе со мной в списках на выезд значились семь человек тренеров. Одиннадцатого числа мы должны были вылетать, а четвертого меня зарубил Киевский горком партии. Так называемая «выездная комиссия». Из всех тренеров отказали только мне. Это переполнило чашу терпения... Помню, как в родном спортивном обществе пришел работать директором динамовской молодежной школы. Вызвали в партком и сказали: «Мы тебя не утвердим». На этом закончилось. Деваться некуда. И я решил ехать. В апреле 1979 года подал документы. Через две недели меня вызвали в ОВИР, и его начальник, который одновременно был и заместителем министра МВД, грубо бросил мне в лицо: «Никуда ты не уедешь! Возвращайся в „Динамо"!»... Вызывали и к секретарю горкома, хотя к тому времени меня уже исключили из партии. Партийный функционер тоже в довольно категоричной форме сказал, чтобы я забыл об эмиграции. Но отступать было некуда...

Десять долгих лет кряду он провел «в отказе». «Отказник» — это чисто советское изобретение коммунистического режима. Испытание не для слабых духом, когда жизнь экзаменует — кто есть кто?

— После того как мне отказали, четыре года я нигде не работал,— рассказывал Виктор Каневский. Вычеркнули мою фамилию из всех списков форвардов минувших лет. Мои фотографии изъяли со всех стендов. В футбольных справочниках мое имя больше не упоминалось. Если в прессе публиковали снимки нашего «золотого» состава команды — 1961, капитаном которой я был, то по указанию цензуры мое изображение ретушеры искусно убирали. И вот, после четырех тяжелейших лет моей жизни «в отказе», Лобановский добился разрешения на мою работу с командой «Динамо», Ирпень. Для этого ему пришлось решать вопросы на уровне ЦК компартии и правительства республики, что по тем временам было неслыханно. Более того — Лобановский постоянно поддерживал эту команду — и игроками, и помогая доставать различные материальные блага. Мы выиграли первое место во второй лиге. Тренировал я и молодежную сборную Украины. Мы много чего повыигрывали. Меня представили к званию «заслуженный тренер УССР». В присвоении отказали. «Динамо», Ирпень выезжает в Болгарию, меня с командой не выпускают. В Болгарию?! Я работал в Симферополе. Команда выезжает в Корею, меня в очередной раз не выпускают...

В эти тяжелые годы жизни «отказник» Каневский, в свое время — старший лейтенант МВД, на себе испытал не только жесткий почерк общего режима, но и непосредственных «кураторов» киевского «Динамо» — КГБ и МВД.

— Один я в ту пору на улицу не выходил,— рассказывал Виктор. За мной следили, ходили буквально по пятам.

Фотографировали, прослушивачи телефон, дежурили чуть ли не под дверью квартиры, что была в угловом доме на Крещатике и бульваре Шевченко, над магазином «Каштан». Жил по соседству с памятником Ленину, около которого часто и поджидали меня мои персональные надсмотрщики-гэбисты. Доходило до смешного, когда жены приносили им еду. Парни поудобнее устраивались, чтобы перекусить по соседству с Ильичом, а я в это время выходил из своего парадного. Картину не трудно себе представить. И смех и грех... Конечно, в такие годы отношения людей проверялись на прочность. Многие, ходившие вроде бы в друзьях, насмерть испугавшись, исчезли с моего горизонта. Были «советчики», уговаривавшие меня «покаяться», «признать свои ошибки», «попросить прощения у партии». Но жизнь моя была как на ладони, и я себя виноватым ни в чем не чувствовал. И вот, только Лобановский — один-единственный, второго не было, кто не боялся приходить ко мне домой, когда я десять лет был «в отказе». Валерий по отношению ко мне оказался в высшей степени порядочным человеком...

...Тренировочные матчи в Израиле, как правило, обслуживала бригада судей из России. Один из них — Александр Штернгель, судья республиканской категории из Москвы, говорил мне, что игра динамовцев Киева ему всегда была симпатична, а Лобановский — кумир его детства.