Не вполне понятно, каким образом словоохотливые прародители «тоталитарного капитализма» навлекли на себя свое собственное уничтожение; насколько заслуженным — с учетом их склонности «к истреблению человечества» — было это уничтожение; и откуда, собственно, мог взяться современный Циклоп, не ослепленный разумом Одиссея. Но, возможно, это и не задумывалось как история, антропология или даже нравственная философия. Возможно, это была самокритическая теория. Возможно, таков был их способ сказать, вторя Бреннеру, что их миссия состоит в том, чтобы «осознать и признать», посредством речей, неспособных к самоограничению, «убожество» их предков, присущее им «от начала истории до сегодняшнего дня, недостатки [их] характера, а затем воспрянуть и начать все с начала». Надеялись же они на то, что «еврейский вопрос может оказаться поворотным пунктом истории. Преодолев заболевание разума, проистекающее из самоутверждения, не сдерживаемого рефлексией, человечество могло бы развиться из набора противостоящих друг другу рас в вид, который, даже оставаясь частью природы, является чем-то большим, нежели просто природа».
Леопольд Блум не возражал: «Все эти жалкие свары, по его скромному разумению, болезненно возбуждающие шишку воинственности или какую-то железу и совершенно ошибочно объясняемые мотивами чести и знамени, — на деле вопрос-то в них был чаще всего в денежном вопросе, который стоит за всем, в алчности и зависти, ведь люди ни в чем не знают предела» (U16: 1111 —1115).
Чем бы ни были подобные заявления — видом самоутверждения или образцом рефлексии, — статистическая связь между «еврейским вопросом» и надеждой на превращение человечества в новый вид представляется довольно основательной. В Венгрии новые мадьяры еврейского происхождения были чрезвычайно многочисленны не только среди интеллектуалов социалистических убеждений, но и среди воинствующих коммунистов. В Польше «этнические» евреи составляли большинство основателей коммунистического движения (7 из примерно 10). В 1930-е годы от 22 до 26% всех членов партии, 51% коммунистической организации молодежи (1930), примерно 65% всех коммунистов Варшавы (1937), 75% членов пропагандистского аппарата партии, 90% членов МОПР («Международной организации помощи революционерам») и большинство членов Центрального комитета были евреями. В Соединенных Штатах того же периода евреи (в основном иммигранты из Восточной Европы) составляли от 40 до 50% членов Коммунистической партии и примерно такой же процент партийных вождей, журналистов, теоретиков и организаторов.
Участие евреев в радикальных движениях начала XX века аналогично их участию в бизнесе и в свободных профессиях: большинство радикалов не были евреями, и большинство евреев не были радикалами, но доля радикалов среди евреев была в среднем намного выше, чем среди их нееврейских соседей. Одно из объяснений состоит в том, что никакие объяснения не нужны: в век универсального меркурианства традиционные меркурианцы обладают очевидными преимуществами перед аполлонийцами; интеллектуализм («одаренность» и «рефлексия») столь же неотъемлемая часть меркурианства, сколь ремесленничество и ростовщичество; а в Центральной и Восточной Европе XIX и начала XX века большинство интеллектуалов («интеллигенция») были радикалами, потому что ни экономика, ни государство не могли вместить их в качестве профессионалов. Согласно Стивену Дж. Уитфилду, «если евреи были непропорционально радикальными, то, возможно, потому, что они были непропорционально интеллектуальными», — по причине либо традиционной чуждости, либо недавней маргинальности. Сам Уитфилд предпочитает «тезис Веблена» в формулировке Никоса Казандзакиса (автора, среди прочего, новых версий Библии и «Одиссеи»): «"Век революций" это также "Еврейский Век", поскольку евреи обладают замечательным качеством: неуспокоенностью, нежеланием прилаживаться к реальностям времени, умением бороться за избавление; восприятием каждого status quo и каждой идеи как душной тюрьмы». Иначе говоря, Маркс и Троцкий для политики — то же, что Шенберг и Эйнштейн для искусства и науки («возмутители спокойствия», в терминологии Веблена). Как сказал Фрейд, «для того, чтобы исповедовать веру в новую теорию, требуется готовность оказаться в положении одинокого оппозиционера — положении, с которым никто не знаком лучше еврея».