Наш моноциклет вылетел на незастеклённую Оксфорд-стрит и помчался к воротам парка. Треножник перешагнул парковую ограду и зашагал на запад. Макушки деревьев скрывали его ноги едва ли на треть. Он напоминал гротескную пародию на пересекающего поле человека — только вместо колосьев он раздвигал при ходьбе вековые дубы и грабы.
На оглушительный в ночи треск двигателя моноциклета треножник не обращал ни малейшего внимания. В зеркало заднего вида я заметил, как в окнах оставшихся позади домов разбуженных нами лондонцев начинает зажигаться электрический свет.
— Я понял, Ватсон!!! Там озёра! Система прудов посреди парка! Туда он идёт, туда! Там можно затопить треножник! А пруды наверняка сообщаются туннелями с канализационной системой, а потом — с Темзой! Если он успеет добраться до прудов, он снова уйдёт! Мы должны его остановить!
— Вы в своём уме, Холмс?!
— Тогда — задержать!
Что могут противопоставить два маленьких человека машине размером с гору?!
Немногое.
Две пары всё ещё крепких кулаков, пусть из плоти и крови состоят лишь три из них. Пару древних, но вполне смертоносных револьверов. Честь. Доблесть. Целеустремленность.
Ну, и пару тузов в рукаве, само собой.
— В этих прудах запросто можно спрятать хоть субмарину, — меж тем продолжал насиловать мой и без того истерзанный слух Холмс. По тому, как он на мгновение умолк, я понял, что эта мысль полностью захватила его. Ещё через мгновение Холмс взревел: — Вот оно, Ватсон! Подлодка! А я всё гадал, и как это ему удалось незаметно протащить в Англию новёхонький треножник от самого Ла-Манша?
— Не понимаю, о чём вы, Холмс, — прокричал я в ответ, — но бога ради, ДЕРЖИТЕ РЫЧАГИ!..
Надо отдать должное моему другу — в критические моменты на него можно положиться, как на себя самого. В тот же миг, как я отпустил рычаги управления моноциклетом, на них легли крепкие ладони Холмса, и машина даже не рыскнула, продолжая стремительно приближаться к воротам Гайд-парка.
Я же ухватился левой рукой за кисть правой, искусственной, и особенным образом резко крутанул её. Если бы не грохот и треск моноциклетного двигателя, был бы явственно слышен металлический щелчок. Кисть механистического протеза осталась у меня в руке.
На срезе культи механопротеза зияли шесть расположенных по окружности отверстий. В плечевом суставе проснулся пленённый атом, запитывая микромоторы искусственной руки, и отверстия пришли в движение, вращаясь вокруг общей оси, всё быстрее и быстрее. В громыхание и треск мотора нашего одноколесного транспорта вплёлся высокий, на грани визга, звук. Я особым образом сосредоточился, и миниатюрная картечница Гатлинга открыла огонь.
Трассеры кислородных пуль дымными веерами устремились к вышагивающей по парку нескладной долговязой фигуре. Кучность огня была приличной — Холмс чётко держал курс на треножник, а годы службы на периферии Империи научили меня стрелять из любого положения, с любой руки, из любого вида оружия и в любое время дня и ночи. Стрелять — и поражать цель. Служба Британской Короне в годы войны лишь закрепила и развила эти навыки.
Первые же разрывы накрыли цель. Облако ослепительного пламени на несколько секунд полностью скрыло инопланетную машину, и у меня в глазах поплыли багровые круги. Я ещё успел подумать, каково же чувствительным глазам Холмса, раз уж весьма непритязательным моим собственным приходится так тяжко, и услышал змеиное шипение за спиной, перекрывшее даже шум мотора. Руки Холмса, уверенно лежавшие на рычагах управления, на миг исчезли и тут же вернулись вновь. Скосив глаза, в свете бешено летящих назад фонарей я обнаружил, что Холмс умудрился нацепить на нос свои дымчатые очки. Теперь он спокойно смотрел на пламенеющий в небе над Гайд-парком костёр.
Когда пламя погасло, треножник оказался невредим. Однако теперь он остановился, и мы на всех парах стремительно сокращали разделявшее нас расстояние.
— Есть! Есть! Молодчина, Ватсон! — Холмс ухитрился чувствительно хлопнуть меня по плечу, отчего машина рыскнула, но тут же вернулась на курс.
Треножник шевельнулся.
Часть его щупалец свернулась в плотные спирали, скрывшись на миг под шаром капсулы. Когда щупальца, разворачиваясь, вновь появились оттуда, на нас глянула, наливаясь смертельным огнём, зажатая в них кубическая камера генератора теплового луча.
Ослепительно-белый луч сверкнул нам навстречу. Там, где он коснулся мостовой Оксфорд-стрит, камень брусчатки плавился и испарялся.