Эра цепей

Огромная постель под шелковым балдахином была пуста. В темной комнате, казалось, не было никого, и лишь длинные, прозрачные шторы слегка колыхал ночной ветер под вечный шум дождя. Келеф вошел внутрь, и сразу же в нос ударил запах цветочной воды, духов, отголосков миама. Но было еще кое-что.

— Гух с’ге… Хер губастый… — доносился до ушей Келефа голос, полный злобы и усталости.

Еще несколько тихих шагов по комнате, к балкону. Там, скрестив под собой ноги, сидела Рина, тихо про себя ругаясь. За несколько метров до нее она все-таки услышала незваного гостя, резко обернулась:

— Кто э… А… — она хотела было повысить голос, но, увидев, что это он, успокоилась. — Тебя папа прибьет.

— Да нет, всего-то оскопит. — пожал плечами Келеф, усаживаясь рядом.

— Хех… — горько усмехнулась Рина.

Поднимающийся из-за горизонта Эрцилль осветил ее лицо холодным, голубоватым светом. Она была совершенно непохожа на себя прежнюю: осунувшаяся, уставшая и будто бы внезапно повзрослевшая, она, выложив на коленях какую-то смесь трав и бумагу, пыталась сделать самокрутку, раз за разом проводила языком по листу, но тот все не давался.

— Сраный Цацат опять стырил мою трубку… Говножуй…

— Ого, какие словечки, — усмехнулся удивленный Келеф. — А мать по губам не надает?

— Пошел ты… — процедила сквозь зубы Рина. — Агрх!

— Э… Дайте-ка я, ага?

Он протянул руки, и девушка, казалось, была рада избавиться от надоевших ей трав и бумаги, яростно спихнув это дело на своего слугу. Келеф же, привыкший к такому за годы жизни сперва в интернате, а затем и в общежитии, ловкими движениями пальцев скрутил самокрутку и, чуть приподняв маску, скрепил ее слюной. Только после этого он чуть смущенно сказал:

— Я не заразный… Даже зубы чищу. Дважды в день.

— Молодец, молодец, — усмехнулась Рина, перенимая у него из рук самокрутку и ловко зажимая ее в зубах. — Собака…

С этими словами, она протянула руку в комнату и поднесла к лицу тлеющую палочку благовоний, прикуривая от нее самокрутку и глубоко затягиваясь. Прикрыв глаза, она откинулась назад, прислонившись спиной к холодной каменной стене, и медленно, устало выдохнула едкий дым. Еще затяжка, и она протянула папиросу своему собачьему знакомому. Келеф аккуратно зажал ту меж пальцев, затянулся, едва сдерживаясь, чтобы не закашлять.

— Вредно… Между прочим. — на выдохе выдавил он из себя.

— Знаю, — хитро улыбнулась Рина. — Поэтому и запрещают.

Повисла тишина, которую ни он, ни она нарушать уже не хотели. Самокрутка гуляла из рук в руки, и с каждой затяжкой горячего дыма из головы уходили тревоги, заботы, мрачные мысли. Оставалась лишь меланхолия и белый шум от бьющего по шпилю косого дождя.

— Пошло оно всё… — вздохнула, закрыв глаза, Рина.

— Что именно?

— Всё. И все. Риной они, сука, дочь назвали…

— Что в этом плохого?

— А что хорошего? — девушка горько усмехнулась, обнажая зубы. — Назвать дочь в честь кого… В честь лицемерной суки? Келеф, мне же плевать на этих людей. Мне на всех на них глубоко плевать, понимаешь?

— Зачем тогда им помогаешь?

— А потому что… Ай, неважно…

Юноша вздохнул, придвинулся чуть ближе. Если до этого момента он смотрел на город, где один за другим гасли огоньки, то теперь он пристально смотрел в усталые, тронутые крошечными морщинками глаза.

— Рина.

— Госпожа Рина, вообще-то…

— Рина. Объясни мне.

— Ну ты и скотина… Ты в курсе? — она слабо улыбнулась. — Ладно, ладно, выводи на чистую воду, давай. Тебя ж за этим Фрида послала?

— Я не знаю зачем она меня сюда привезла, — честно признался Келеф. — И зачем подарила тебе тоже не знаю.

— Да плевать. Как и на людей этих. Знаешь почему? Потому что я могу. И должна. Вот такая дилемма, хочешь верь, хочешь нет. Тебе должно быть наплевать на людей, чтобы править хорошо, но при этом все должны думать и видеть, что ты только о людях и заботишься.

— Все ради власти?

— Все ради… Агрх! Да отвяжись ты от меня! Пристал, как пиявка… Возьму, сбегу отсюда к чертям собачьим… Хех, собачьим, ага…

— И почему еще не сбежала? Что тебя останавливает? — Келеф не отступал, продолжал сыпать вопросами. — Миам? Только и всего?

— Нет, не миам! Да его можно… Да на Эрцилле, говорят, вообще целое озеро миама есть! Да я… Агрх, Келеф, жопа собачья!

Он ничего не говорил. В девушке закипала ярость, но злилась она отнюдь не на собеседника. Все складывалось ужасно несправедливо, совсем не так, как ей обещала в детстве мама.

— Просто… А как они тут… Ну…

Она громко шмыгнула носом, пухлые губы предательски задрожали.

— А как они без меня..? Тут ведь все… Развалится…

По бледным щекам побежали слезы. Она уже не могла сдерживать их, да и не хотела. Плечи содрагались от плача, пока Рита из дома Сеотосов, проклиная судьбу и свое происхождение, плакала над теми, на кого ей наплевать. Над теми, кому она врала. Над теми, кем должна была править.

Не зная как ей помочь, Келеф, глубоко вздохнув, обнял девушку. Рина прижалась к нему, продолжая рыдать. Маленький кулачок беспомощно бил его по спине, не чтобы сделать больно, а от самой боли.

— Зачем ты тут..? Ну зачем..?

— Я не знаю.

— Фрида меня хочет убить… И брат хочет… Все хотят…