Эра цепей (СИ)

Пока юноша отвлекся на разговор, старик, крепко ухватившись за обломок древка, резко дернул. Кровь хлынула из раны, но тут же подбежавшая к ним женщина прижала к ней свернутую втрое тряпку.

— Вот, держи. Сейчас, перевяжу… Ну вот, почти как новенький. А ты боялся.

Женя судорожно, резко вздыхал через стиснутые до боли зубы. Все, что он чувствовал в этом мире, это боль. Если таким должен быть первый контакт человечества со внеземной цивилизацией… Что ж, достаточно будет сказать, что те фантастические образы, что укоренились в его голове за многие года увлечения космосом, тонны прочитанной фантастики и десятков игр нагло врали ему. Не было здесь ничего хорошего. Здесь вообще не было ничего, кроме несправедливости, жестокости и страданий.

— А смеялись они, Келеф, потому что они из “ублюдков”. Деление такое, как у солдат — “скоты”, это мы, дальше “твари”, а у самого носа корабля — “ублюдки”, любимчики господ с верхних палуб.

Отдышавшись, Келеф медленно подполз к стене, оперся на нее, прикрывая глаза. Чья-то рука осторожно провела сухой тряпкой по его лицу, стирая пол. Другая — подала ему кусок черствого хлеба.

— Ты поешь, поешь. Завтра, говорят, уже будем на лесах, нужны будут силы, чтобы работать.

— Как тебя зовут, отец? — вяло обратился к уходящему в другой конец комнаты старику парень.

— Обычно сам прихожу, — хитро улыбнулся он. — Но если позовешь Заля, то, может, и получится.

***

— Поживей, скотины сонные! Раз-раз, топаем, топаем!

Утро на корабле начиналось рано. Женя быстро понял, что попал, вероятно, в худший из отрядов, в которых содержались рабы — в то время как ублюдки сидели, фактически, в самом конце, где их почти не видели даже стражники, скоты ютились у самой решетки, и поутру особо заскучавшие матросы любили будить пленников тычками копий.

Заплакали дети, проход между комнатами заполнили стоны. Корабль просыпался.

— На выход, на выход, на выход! — отперев ворота, тюремщик активно махал рукой, больно хлопал ей по спине каждого второго. — Кто не работает — тот не ест!

Келеф поднялся вместе со всеми, но прежде, чем выходить, пытался найти своего нового знакомого. Заль отыскался довольно быстро — он склонился над рогатой женщиной-шурром, на руках которой был грудной ребенок, прижимался ухом к ее груди.

— Что с ней? — обеспокоенно спросил Келеф, присев рядом.

— Хрипы в груди… Плохой знак, — цокнул языком Заль. — Ей нужны лекарства.

Юноша тут же вскочил на ноги, кинулся к решетке.

— Эй! Там женщине плохо, нужна помощь!

Но матросы лишь посмеялись, а кто-то отогнал его назад острым, холодным копьем.

— На выход! — снова гаркнул тюремщик, и теперь уже и Заль присоединился к длинной веренице покидающих нижнюю палубу рабов.

Он шел рядом с Келефом, объясняя тому местные правила. Очередь продвигалась медленно, впереди толкались люди, но двое не спешили. Здесь, на предпоследней палубе, они могли идти в полный рост, в то время как на остальных должны были пригибаться к полу.

— Они не дадут нам лекарства за просто так, — покачал головой Заль. — Это привилегия отряда, который выполнит работы больше остальных.

— А что будет с худшим? — тихо спросил Келеф.

— Оставят без еды. Но не переживай, это каждый раз то мы, то твари, но у нас уговор делиться едой, если кто совсем ослаб. Да и совсем уж нас тут голодом не морят, невыгодно.

— А лучшие, выходит, всегда ублюдки?

Старик поморщился, как будто юноша сказал нечто неприятное, и что-то бессвязно пробурчал себе под нос. Повторять вопрос Келеф не стал, все и без того было понятно.

Когда подошла их очередь, один из матросов выдал юноше топор. Вернее сказать, топором в привычном понимании это было назвать сложно — рассохшаяся рукоять, из которой торчало узкое, маленькое лезвие, как будто кузнец, выковавший это недоразумение, изо всех сил пытался сэкономить на металле, и сделать вместо одного топора — три-четыре.

Дальше их повели уже согнутыми, по верхним палубам. Келеф снова принялся считать, уже с более-менее ясной головой. Где-то маршрут не сходился с тем, что он запомнил, что наталкивало на мысль о том, что каждый раз их выводят и заводят обратно по-разному.

Наверху же уже спускали на воду шлюпки. В то время как женщины оставались на корабле и работали на палубе прямо над казематами, мужчин, в сопровождении пары охранников, на лодках отвозили к густому лесу по правому борту от корабля.

Море мельчало настолько, что превращалось в стоячее болото. Вода здесь, из-за густо переплетенных корней, почти не была подвержена течениям, и зеленела, источая спертый, болотный запах. Чем ближе лодки подходили к лесу, тем громче вокруг становились звуки сверчков, кваканье бесчисленных жаб. Огромные болотные деревья возвышались над причудливым частоколом, а с раскидистых ветвей мангровых зарослей свисали вниз длинные сети из мхов. Низко стелется холодный утренний туман.

— Какой же тут лесоповал, а..? — тихо произнес Келеф. — Это ж болото сплошное. Как тут можно лес рубить?

— На Темиле только такие леса и бывают, — улыбнулся Заль. — Выбирать не приходится.