Эра Водолея, или Каждый имеет право знать [СИ]

— А вы не хотели быть летчиком? — спросил Костя Егора Кузьмича.

— Хотел, до пятого класса. Потом хотел стать моряком. А когда на лодке отслужил, понасмотрелся всякого разного… Нет, думаю, армия не для меня. Я рабочий класс.

— Ну а теперь, в Эру Водолея, если бы помоложе были, пошли бы на флот?

— Однозначно, — твердо заявил Егор Кузьмич. — Это раньше в армии был бардак. А теперь-то все по уму. Теперь вообще все по уму. Вот сейчас закончит Пашка школу, и в армию его. А как же иначе? Молодежь воспитывать надо. Это в мою молодость было так, что каждый сам по себе. Отсюда и наркотики, пьянство, паскудство всякое. А сейчас стукнуло парню восемнадцать лет — в армию его. Если кто в институт поступит — в школу выживания, а девушку — на женские курсы. Зачем нужны пустые люди и неудачники? Парня научат родину защищать, правда, теперь это вряд ли пригодится, но все равно дух нужно воспитывать. А девушку подготовят к самостоятельной жизни и материнству. Тест пройдут — получат карточку. Свою собственную. Вернутся, кто из армии, кто из школы или с курсов, по однокомнатной квартире получат. Пусть привыкают жить и думать самостоятельно. Совет, конечно, им поможет. Да и родители всегда рядом. А дальше будут жить, стремиться к смене цвета карточки. Женятся, дети пойдут, им сразу дадут двухкомнатную квартиру. Вот это жизнь. А у моих стариков как было? По коммуналкам да по общагам мотались всю жизнь.

— Да-да, — кивала головой Анна Петровна. — Как Эра Водолея наступила, так, можно сказать, люди первый раз свободно и вздохнули. А ведь как не пускали Лебедева в президенты. И в тюрьму сажали, и убийц подсылали…

— Но он выстоял и победил, — твердо заявил Егор Кузьмич. — Потому что всегда уважал народ, думал о нем, то есть о нас.

О нашей свободе, о нашем благополучии. А народ, то есть мы, поддержали его в трудную минуту. Его победа — это наша победа.

Разговор длился еще около часа. Вторая половина его была почти полностью посвящена восхищениям делами Лебедева и тому, как легко стало жить с наступлением Эры Водолея. И как хорошо, что Верховный Совет продолжает курс, обозначенный Лебедевым, а Советы на местах координируют жизнь горожан.

Прощание затянулось минут на десять. Ивановы приглашали Зубкова заходить к ним в гости, приехать на завод, посмотреть, как там трудятся рабочие, в каких условиях. Поговорить с ними. Иванов-младший приглашал Костю приехать в школу. Зубков обещал поговорить об этом с редактором и сделать целую серию репортажей. Начиная случайным знакомством с семьей до полного изучения условий ее жизни, учебы и работы. А также жизни людей, с которыми члены этой семьи каждый день общаются.

Наконец дверь захлопнулась. Костя глубоко вздохнул и пошел вниз по лестнице. На втором этаже он вспомнил, что забыл на вешалке свою кепку. Возвращаться ему не очень хотелось, уйти из этой семьи стоило большого труда, но и кепка ему очень нравилась. Костя никогда не носил кепок, а тут попробовал и прямо влюбился в нее. Через минуту вещизм взял верх, и Зубков снова поднялся на третий этаж. Как и прежде, он услышал громкие голоса, доносившиеся из-за двери двадцать девятой квартиры, и отдернул руку от звонка.

«…Вы что, хотите, чтобы мне балл добронамерения снизили?» — чуть не плакал Паша. «Ты, дура, не могла за парнем сходить, чтобы он не выперся в кожаных портках? Обязательно орать надо было через всю квартиру?» — «Не ори! Ты сам его позвал…»

Зубков развернулся и медленно пошел вниз по лестнице. Он уже привык, что здесь люди меняются в течение десяти секунд. Собственно, ничего нового не случилось, он об этом знал уже двадцать лет. Просто здесь все стало как-то более выраженно, сконцентрировано, что ли. И что самое страшное — общепринято.

На первом этаже Костя остановился и внимательно осмотрел площадку перед квартирой двадцать один. Деревянного ящика, о который он регулярно бился правой ногой, когда утром шел на работу, не было.

Выйдя из подъезда, Зубков сел в машину и долго не запускал двигатель. На него нахлынули странные чувства. Как будто он очень долго не был здесь и вот теперь вернулся.

Покружив немного по знакомым с детства улицам, Костя подъехал к школе N 577, в которой он когда-то учился. Зайти в нее он не решился и через пару минут снова выехал на Кантемировскую улицу. Справа от дороги тянулись новые кварталы. Раньше на этом месте был пустырь. В детстве Костя любил с друзьями играть на этом пустыре, печь в овраге картошку. Мама почему-то всегда была категорически против этих игр. Очевидно, у нее были свои причины для этого. Когда пустырь начали застраивать, Костя с друзьями, шутя, чуть не спалил экскаватор.

Проезжая мимо столовой N 122, Зубков почувствовал, что проголодался. Он остановил машину, сдал немного назад и, припарковавшись, выключил двигатель. День был субботний, стрелки на часах показывали десять минут второго. Зубков направился к дверям столовой. Рядом с дверью висела табличка: «Принимаются только красные карточки».