К вечеру в новостях Системы показали речь генерального инспектора колонии, выступление руководителей проекта «Ганимед», мелькнул Марков. Меня тоже пытались затащить на интервью, но я сослался на дурное самочувствие и заперся с Жанной в ее отсеке, твердо решив не вылезать до самого отлета. Нам было чем заняться, и мы этим занимались, а Марков и даже Мэгги героически защищали подходы, отбивая попытки журналистов нас достать — благо, физически на станцию заявились только из «Ожерелья Юпитера».
Жанна старалась не плакать.
Мы делали вид, что расставания не будет.
Мы даже как будто в это верили.
А потом настал день отлета.
День отлета начался с поломки. Моя (вернее, бывшая моя) машина покорно вывезла нас из пристанционной области и внезапно потеряла маршевую тягу над морем, пришлось ползти до берега на маневровой и чиниться. Пока ремонтный бот вправлял железяке ее вывихи, мы, принужденные к бездействию, вышли под дождь и попрощались с Ганимедом. Возможно, я никогда не вернусь сюда, а если и прилечу через много лет, застану его совсем не таким. Небо окажется голубым, с белыми облаками, а скалы порастут травой. Туман над теплым прозрачным морем будет появляться только на границе светового дня, а покрытые водорослями глыбы застывшей лавы приютят разноцветных рыбок.
Слышал, рядом со столицей скоро откроют оранжерейный купол. Адаптировали растения и пробуют озеленять участки с пригодными поверхностными условиями. Таких мест немного, осадочный слой пока не накопился — хотя пепла было изрядно, он смывается в реки и выносится в океан, лишь частично переоткладываясь по пути в аллювий. Впрочем, озеленители добрались уже и до водоемов, подсаживают водоросли и запускают модифицированный планктон. А на скалах приживется мох. Лишайники тоже наши, земные, с незначительными генными корректировками.
На дебатных каналах вовсю скандалят натуралисты. Наше открытие используют как жупел, требуя немедленно остановить преобразование Ганимеда. Мол, насаждаемая нами жизнь уничтожит все, что осталось от местной. В их словах большая доля правды, но ведь человечеству нужно жизненное пространство. Где-то всегда приходится проводить границу, что менять, а что оставить прежним. Даже на Луне, где жизнь пока не обнаружена и, думаю, не найдется никогда.
Стоят ли какие-нибудь инфузории отказа от преобразования? Стоят ли этого уникальные формы рельефа, ледяные вулканы, древние пещеры, каньоны и торосы, уничтоженные нами на замерзших спутниках Юпитера? Оберегать это, обернув ноги скафандра стерильной салфеткой, или насильно переделать под себя, используя то, что останется, для человеческих нужд?
Делая шаг, мы рискуем наступить на жучка и убить его. Излечивая болезнь, истребляем бактерии. Вдыхая воздух, уменьшаем количество кислорода, который иначе достался бы другим. Единственный способ не нанести вред — не жить.
С другой стороны, стерилизовать целую планету для того, чтобы сделать ее пригодной для людей, это как построить дом на кладбище. Унифицируя под себя все вокруг, мы лишаемся разнообразия. Делаем жизнь беднее, а ведь только интерес, любопытство является развивающей силой цивилизации. Жизнь лишь ради удобства приведет в тупик, к вымиранию от ожирения, к вырождению.
Я стоял под дождем. Ноги по щиколотку омывались водой, выпавшей из туч, сотворенных людьми за миллионы километров от родного дома. Я улетал от женщины, которую, вроде бы, любил, чтобы заняться наукой, которую еще вчера ненавидел, и не был уверен, правильно ли поступаю, правильно ли поступаем все мы, вторгаясь в естественное и творя новое естество.
Я не уверен в этом до сих пор.
На прощанье Игорь Марков подарил мне деревянную ложечку, расписанную черными, красными и золотыми цветами. Сказал, что она приносит удачу. Вероятно, какой-то русский талисман, древний обычай, я не стал переспрашивать, было не до того.
Челнок забрал нас с Мэгги в Ганимеде-Сити и унес к Земле. Система Юпитера быстро превратилась в ожерелье из сверкающих жемчужин Галилеевых спутников, украшенное кулоном из полосатого камня главной планеты. А через неделю это были уже звездочки, просто далекие звездочки. Я знаю, на одной из них сейчас идет дождь, женщина смотрит в его прозрачные струи и плачет.