Мысль была вполне благонамеренная, да только боль, пожирающая Гиффорда изнутри, от этого не уменьшилась. Когда появится более достойный мужчина – то есть практически любой другой, – он потеряет Роан.
– Может, пфисядем здесь? – предложил он, указывая на нагретый солнцем уголок, поросший густой травой, – подальше от кузницы, чтобы удары молотов не потревожили их беседу.
– Погоди, – сказала Роан. – Почва еще влажная. – И она положила свой кожаный фартук на землю.
Гиффорд улыбнулся.
– Что?
– Ничего, – он покачал головой. – Пфосто это очень в твоем духе.
– Что в моем духе?
– Обо всем думаешь.
Роан посмотрела на кусок кожи и пожала плечами.
– Просто не хочу, чтобы мы перепачкались в грязи.
Гиффорд открыл мешок с едой, и лицо Роан расплылось в улыбке.
– Ой, куриные ножки! – воскликнула она. – Обожаю куриные ножки! Я возьму одну, а ты бери вторую.
– Они обе для тебя.
– Нет, нет! – Она затрясла головой, вцепившись зубами в куриное мясо.
– Это не моя еда. Я пфосто посмотфю, как ты ешь.
– Поешь со мной. Очень вкусно. – Роан вытерла куриный жир с подбородка, взяла вторую ножку и протянула Гиффорду.
– Ну если только кусочек.
– Ой, тут еще желтый сыр! – восхитилась Роан, развернув тряпичный сверток.
Гиффорд смотрел, как она жадно поглощает свой обед. На тренировочной площадке воины отрабатывали удары; оттуда доносились отрывистые команды наставника-фрэя. Из кузнечной трубы поднимался дым, и весенний ветерок уносил его на восток. Роан все-таки заставила Гиффорда съесть немного курицы, прежде чем прикончила все до последней крошки.
– Славно здесь, пфавда? – Гиффорд улегся, опершись на локти. Руки съехали с кожаного фартука, и рукава намокли. – Давай так обедать каждый день. Что скажешь?
Не переставая жевать, Роан огляделась и кивнула, хотя Гиффорд так и не понял, на какой именно вопрос она отвечает.
– Если хочешь, можем пфойтись, – робко предложил он.
– Не могу. – Роан указала на кузницу. – У меня много работы.
– По словам Пефсефоны, ты и так пофазительно многого добилась.
– И все равно недостаточно.
– Кто говофит?
– Я.
– Но я пфосто пфошу…
– Не могу, – отрезала Роан.
Гиффорд был разочарован и даже немного рассержен. Он слишком мало ее видел и поэтому маялся от тоски.
– Можно подумать, старый Ивеф все еще жив, – вырвалось у него.
Роан взглянула на Гиффорда так, словно он ударил ее кузнечным молотом. Затем принялась ошеломленно разглядывать еду, холщовую торбу, свои пальцы, испачканные жиром.
– Ты что, говорил с Падерой?
Гиффорд не понимал, к чему она клонит.
– Я часто с ней фазговафиваю.
Роан затрясло. У Гиффорда сердце упало.
– Что не так, Фоан?
– Я ее не виню. Это не… – Роан расплакалась.
Гиффорд возненавидел самого себя. Он совершил тяжелейший грех на свете – обидел Роан. Хотел бы он все исправить, но не знал – как, потому что не понимал, что именно сделал неправильно.
– Фоан? Что случилось?
Девушка убежала в кузницу, забыв фартук, прочь от Гиффорда и теплого солнца.
Старуха хлопотала на кухне, нарезая тонкими ломтиками грибы. Над очагом кипел котел.
– Чего тебе? – спросила она, едва завидев Гиффорда.
– Я только что обедал с Фоан, – похоронным голосом сообщил тот.
– Сомневаюсь, что ты
Гиффорд собирался вести себя вежливо, ведь Падера очень старая, а старость надо уважать. Он хотел спокойно поговорить с ней и, не торопясь, подвести к сути дела, но Падера вела себя как обычно – то есть как сущая ведьма, – и Гиффорд сорвался.
– Ты убила Ивефа?