Они сидели на покрывале на берегу ручья. Вчерашний дождь наполнил русло водой, и теперь она весело журчала вокруг камней. Брин уговорила Трессу прийти, посулив новое платье. Тресса понимала – просто так ничего не достается, и все-таки решила сходить на всякий случай.
– Зачем?
– Чтобы вести записи. Пусть наши потомки знают, как все было на самом деле.
– Тебе что, заняться нечем?
– В этом и заключается мое занятие, и ты можешь мне помочь. Я хочу научить тебя читать, то есть понимать мои значки.
– Погоди, ты что, собираешься сделать меня Хранительницей?
– Не совсем. Я просто хочу…
– Сколько времени потребуется? – Тресса с опаской взглянула на стопку.
– Разве у тебя полно дел? – усмехнулась Брин.
Трессе замечание не понравилось.
– Может, да, а может, и нет. Я хочу знать, во что ввязываюсь. – Она осторожно коснулась листков. – Ты так же хорошо шьешь, как твоя мать?
– Да, мама всему меня научила, – кивнула Брин. – Я уже приготовила ткань и нитки.
Тресса оглядела традиционное рэнское платье девушки – красивое, удобное, чистое.
– А ты покрасишь нитки в цвет ткани?
– Конечно.
Вдова Коннигера с тоской взглянула на ткань. Ночная рубашка Гэлстона запачкалась и истрепалась, дыры на локтях с каждым днем становились все больше. Когда она окончательно развалится, носить будет нечего.
Тем не менее разница была.
Тресса пала так низко и так быстро, что сама удивлялась, как выжила. Бывшая жена вождя теперь отнимала объедки у собак. После разговора с Малькольмом ей показалось, что жизнь наконец-то наладится, однако с тех пор миновало шесть лет, а его прощальный подарок так и не пригодился. «Величайшая драгоценность» не оправдала свое громкое название. Малькольм исчез, а клетка, которую он упоминал, до сих пор не появилась.
Умер Гэлстон.
Тресса осталась одна с бесполезным ключом, грязной рубахой и гордостью, столь же потасканной и истлевшей, как ее одежда. Тем не менее она по-прежнему пыталась залатать дыры и скрепить расползающиеся швы.
И тут до нее дошло: Брин не собирается шить платье. Никто ей ничего не даст.
– Зачем ты меня сюда притащила? Это что, розыгрыш? Унизить хочешь?
– Что, других позвала посмотреть? Наверняка они прячутся в кустах! Пытаешься внушить мне, будто закорючки могут говорить, чтобы посмеяться над моей глупостью? Думаешь, я на все соглашусь ради платья, потому что у меня ничего нет, кроме рванья? – Она указала на свою грязную рубаху.
У Трессы сдавило горло. Она вспомнила, как Гэлстон подарил ей эту рубашку – спрятал за спиной, а потом вдруг протянул. Старик, потерявший разум после удара молнии, проявил больше сострадания, чем эта… эта…
– Ты такая же подлая тварь, как твоя мамаша! Засунь куда подальше свое платье и свою… – Тресса взглянула на закорючки, аккуратно нацарапанные на листках, – …убогую книгу!
Прежде чем Брин успела ее остановить, она схватила половину стопки и швырнула в ручей. Листки разлетелись в разные стороны.
Трессе казалось, Брин должна расстроиться из-за того, что она разгадала ее злой умысел, однако Хранительница в ужасе вскрикнула, подбежала к берегу и бросилась в воду, пытаясь спасти свое творение. Из сотни листков ей удалось вытащить не более двадцати; остальные унесло течением.
Девушка кое-как выбралась на берег. Увидев Трессу, сжимающую остатки книги, она с плачем взмолилась:
– Не бросай, прошу тебя! Я так долго писала… на этих страницах мои родители, моя семья…
Тресса в недоумении таращилась на нее.
Брин вытерла слезы, молча забрала у женщины уцелевшие листки и завернула в покрывало.
– Падера была права, – тихо произнесла она, прижала к груди мокрый сверток и, ссутулившись, побрела прочь.
– Это не конец света, – в восьмой раз объявила Падера. Миновал полдень, а Хранительница так и не встала с постели. – Ты ведь знаешь, могло быть и хуже.
Жалкие остатки «Книги Брин» по-прежнему валялись на полу, завернутые в покрывало.
– Тебе не понять, – глухо произнесла девушка. – Это уже второй раз. Первая книга погибла в Алон-Ристе.
– Значит, тебе известно, как все исправить. Вставай и займись делом. Хватит себя жалеть. Иди к Роан, возьми у нее чернил и начни заново. От того, что ты здесь валяешься, ничего не изменится.
– Дело не в утраченных страницах, разве не ясно?
Брин села. На ней по-прежнему было вчерашнее платье – она не стала его снимать, забралась в постель, надеясь больше никогда не проснуться. Ей хотелось увидеть Тэша, заключить его в объятия, но он ушел. Старшина Северного легиона все время проводил в лесу.