– Это мы с удовольствием, но вот загвоздка, официально она, скорее всего, безработная. Трудовую мы нашли в квартире, и последняя запись трехлетней давности.
– Есть местечко, но она там неделю не появлялась.
– Почему? – оживляясь спросил следователь.
– Сам бы хотел узнать.
Денис замолчал на минуту, а потом поймав нетерпеливый взгляд Павла Вениаминовича продолжил, понимая, что на данный момент единственный подозреваемый в этом деле – он. А разговаривают с ним по-хорошему лишь от того, что Павел Вениаминович армейский друг его отца и Дениса знает с пеленок.
– Катя трудилась в некой фармацевтической компании, адрес и все что по ней нарыл, скину по почте. Кем трудилась не знаю, но место странно. Я ее после работы каждую пятницу встречал, а в эту ждал, ждал да не дождался. Охранник сказал мне, что Катерина Александровна на работе последний раз была неделю назад. Всю эту неделю я с ней созванивался и списывался каждый день, но о том, что она работу бросила или отпуск взяла, не знал. Больше того, она не отменила встречу, и я как дурак притащился туда и ждал ее. Хотя утром мы говорили по телефону.
– В котором часу?
– Около десяти.
– А потом?
– Глухо.
– Тебе не показалось, что она была чем-то встревожена.
– Нет, все было как обычно, она смеялась моим шуткам, рассказывала, что у них во дворе появился новый жилец.
– Что за жилец?
– Сказала, покажет при встрече, – проговорил Денис и задумался.
– А она не могла просто забыть, что ты будешь ее ждать? – осторожно спросил следователь.
– Нет, не могла, – заверил Денис. – Я, когда понял, что её на работе нет, давай ей звонить, она трубку не берет. Я приехал сюда, она не открыла. И ведь что примечательно, дома она была. Я проверял. В квартире было темно, шторы плотно задернуты, но когда я позвонил ей на трубку, видел голубоватый свет телефона, пока она не сбросила вызов и не выключила мобилу. Хотя… – протянул Денис и побледнел словно снег. – В квартире могла быть не она! Здесь мог быть кто-то другой, поэтому мне и не открыли!
Он принялся мереть комнату нервными шагами, лихорадочно теребя волосы и кусая губы.
– Вы соседку эту хорошо расспросили? Странная она тетка, я когда в дверь колотил она вышла, и просила меня уйти, сказала, что сегодня Катя не откроет. Я ее спрашивал почему, а но она причины открыть не пожелала, хотя утверждала, что та ей хорошо известна. Убедила меня подождать до завтра. Вот что она могла знать такого?!
Павел Вениаминович кашлянул, потом нехотя проговорил:
– Я бы за ее слова сильно не цеплялся. Соседи что под ней живут, утверждают, будто она клиент Пряжки.
– Твою мать! – Денис схватился за голову. – Вот я критян! Вчера вечером я, возможно, еще мог на что-то повлиять, а теперь…
Он опустился на пол обхватывая голову руками. Он больше не мог сдерживаться. Реальная тоска, его личная боль, а не безликая скорбь, мучавшая Дениса с утра, молотила по сердцу, кроша его вдребезги. Он попытался стянуть с себя маску, но Павел Вениаминович предостерёг его, подошёл, положил руку на плечо.
– Бойцов, я понимаю, она нравилась тебе и всё такое…
– Нравилась?! Я может предложение ей хотел сделать, – простонал Денис.
– Дружище, – позвал он, – я тебя с детства знаю, ты же всегда был как кремень. Ты не размяк, даже когда отца твоего убили. Помнишь, как решил поменять профиль на журналистике, дело его продолжать, как своё собственное расследование вёл, как на убийц помог нам выйти?
– Помню, – отозвался Денис, поднимаясь, и направился к двери, – только много воды с тех пор утекло.
– Погоди, – остановил его Павел Вениаминович, – присмотрись хорошенько, может, пропало что из вещей?
– Не знаю я, что тут могло пропасть. Я сюда всего пару раз заходил, и, честно говоря, мне как-то не до интерьера тогда было.
– Понимаю, и всё же, – настаивал следователь.
Денис прошёлся по комнате, стараясь не смотреть на жуткую картину. Обратил внимание на засушенный букетик, который дарил на прошлой неделе, на осколки вазы, той, что он чуть было не свернул, когда впервые оказался здесь, на её шёлковую сорочку с синими цветами. И тяжелой гирей воспоминания упали на его сердце, стало трудно дышать, а глаза заволокло влажным.
– Не представляю, что тут могло пропасть или измениться, – проговорил он, уставившись в окно, – Катерина предпочитала сама ко мне приходить, своё жилище она неохотно показывала, будто скрывала что-то. Я только сейчас начинаю понимать, что в действительности вообще ничего о ней не знал. Я видел в ней светлого розовощекого ангела, смешливого и лёгкого, а девушку, что написала эту страшную записку, я не знаю. Слог-то какой, – проговорил Денис, глядя на прощальное послание, – будто она в девятнадцатом веке жила. – Он развернулся и посмотрел на старинного отцовского друга погасшими глазами. – Всё, здесь произошедшее, не про мою Катерину – не про ту девушку, что я полюбил.
– Неужели она была настолько скрытной, что ты за три месяца узнал о ней так мало, – поразился Павел Вениаминович.