Эра Волка

Нетвердой рукой Денис набрал Катин номер. Электронная барышня сообщила ему, что Катерина вне зоны действия сети. Решив, не нагнетать обстановку, Денис убедил себя, что она просто-напросто так и не включила телефон после его вчерашнего прихода, и пулей кинулся к машине, бросая стакан с недопитым кофе в ближайшую урну.

Стоило ему сесть в автомобиль и завести его, как утробное рычание мотора воскресило в душе утренние фантомные страхи. Денису сделалось не по себе, он впал в некую прострацию и даже не заметил, как выехал на проезжую часть, и повернул вправо, игнорируя красный свет и нервный сигнал клаксонов.

Всю дорогу он как заведенный набирал и набирал Катин номер, надеясь, что случиться чудо, и она вдруг возьмет да и снимет трубку. Но этого не произошло. Тогда он принялся названивать своему единственному другу — Родиону Маслову, что служил водителем в шестидесятом отделении полиции и был в своем отделе на особом счету; знал больше прочих водил и был вхож туда, куда их обычно не пускают. Но Родик, тоже не брал трубку, что было уж совсем странно.

Подъехав к 12 линии, он увидел, что дом все еще отцеплен. Повсюду ходили люди в форме. Журналисты обступили ограждения, в надежде, что удастся поживиться новостями. Машины разных ведомств сменяли одна другую, служащие, проходили за ограждения уверенными, бодрыми шагами, скрывались за дверью нашумевшего дома, а через какое-то время выходили, подавленные и озадаченные. Одного немолодого, но на вид еще крепкого оперативника, вывели под руки и усадили в подъехавшую скорую.

Развинченный вид этого бывалого мужчины окончательно сломил Дениса.

— Что же там, мать вашу, происходит, если славные работники доблестной полиции не выдерживают? — бормотал он, курсируя подле ограждений.

Журналистов как он уже понял, за ограду не пускали, сведений никаких не сообщали, и вообще грозились применить силу, если те будут проявлять излишнее рвение.

Назревал скандал.

В надежде разжиться информацией у очевидцев случившегося, Денис поискал глазами жильцов дома, но их, судя по всему, куда-то попрятали.

Родик по-прежнему не брал трубку. Тогда он обошел дом, чтобы заглянуть в Катины окна. Но как только его взору предстали три зияющие чернотой дырищи, обрамленные остроконечными стеклянными осколками у него вконец сдали нервы. Он кинулся к парадной и попытался пробиться в дом. Два крепких человека в форме, перегородили ему путь.

— Это квартира моей девушки, — кричал он, — я должен знать, что там произошло, должен!

— О тебе доложат, и пригласят, — пообещали они, — жди.

Но ждать Денис не мог, его лихорадило, требовались какие-то действия, не важно какие лишь бы они могли развеять эту убийственную неопределенность.

Поняв, что здесь ему в ближайшее время ничего не разузнать, он сел в машину и понесся в шестидесятку, надеясь застать там Родиона.

В отделении полиции творилось что-то немыслимое — привычная неспешность, и даже некоторая вальяжность, сотрудников, сменилась рассеивающимся, словно газовое облако, возбуждением. Служители порядка бегали из кабинета в кабинет, неся в устах какую-то волнительную весть и кипы распечаток. Вся шестидесятка полнилась звуками открывающихся и закрывающихся дверей, шепотками и короткими, полными беспокойства возгласами.

Краем глаза Денис заметил уходящую Лизавету Петровну, несменную уборщицу шестидесятого отделения. Сердобольная тётушка знала его ещё студентом и всегда была к нему благосклонна.

— Здравствуйте, Лизавета Петровна, вы Родика не видели?

— Нет, Динечка, не видала.

— А о происшествии на 12 линии, что-то знаете? — с надеждой спросил он.

— Ну, что ты Динечка, разве ж нам чего рассказывают? Серьёзное чей-то, видать, приключилось, с самого утра бегают. — Потом понизив голос, все же добавила, — но слух у меня, слава богу, все еще острый, — заговорщически пробормотала он, — не только работники а уж и вся Васька об этом происшествии трещит.

— Что трещит-то? — нетерпеливо спросил Денис.

— Судачат, будто бы в доме генеральши дикая чертовщина приключилась. Жильцы утром услышали странный шум, словно ветер завывает, а потом дом задрожал, да не просто задрожал, а ходуном заходил. В общем, они решили, что это землетрясение, и на улицу все повыскакивали. Только никакое это не землетрясение было, потому как акромя дома ничё больше не тряслося. А потом в окнах на верхнем этаже свет белый вспыхнул, да такой яркий, что всех, кто на него смотрел, ослепило.

— А дом?

— А дом, как свет погас, трястись и перестал.

Лизавета Петровна говорила что-то еще, но Дениса отвлек звонок Родиона.

— Диня, — загробным голосом позвал его друг, — ты уже знаешь?

— Знаю, не тяни!

— Меня за тобой послали. Ты где сейчас.

— В шестидесятке. Что с Катей?

— Все очень неоднозначно, ты должен сам это увидеть. Вениаминыч хочет задать тебе вопросы, — будто бы извиняясь проговорил Родик.

— Он сегодня дежурный?

— Да, не повезло старику. На пенсию уже собирался, а тут такое…

Дослушивать Денис не стал, кинул телефон в карман, даже не удосужившись прервать звонок, и со всех ног побежал к машине.