Как и у Павла, чувство Марка полыхало на двух этажах. У Зелинского над самым обычным плотским стремлением разливались благодать и благодарность за самый роскошный подарок в жизни - любовь. В этой благодати и радости тонуло всё, что окружало Эстель, в том числе и более удачливые соперники. Школьник же, напротив, разумом переживая крепкую дружбу с Зелинским, крепкое уважение к коллеге и напарнику по упрямой Тенере, потаённым уголком своего сердца ненавидел его за то, что когда-то Эстель была с ним. Ровно так же он ненавидел саму Эстель - ненавидел, изнемогая от пожирающей любви. Ничто и никогда не заставило бы его поднять руку на Эстель, он отдал бы жизнь за неё верным псом у ног - но тесто его любви небеса крепко замесили на огненной ненависти.
По коже Вука пробежали мурашки - клокочущий вулкан под бронёй невозмутимости Школьника привёл его в раздражённое состояние с колотьбой за грудиной и зудом где-то под ложечкой. Господи, как же Марк живёт с этим? Приправа к столь сложному блюду в виде периодически вспыхивающей головной боли и тоски по погибшим друзьям, окончательно превращала жизнь Марка в сущий ад, незримый для постороннего взгляда. Волков ещё дёшево отделался при встрече с ним, не подозревая насколько близок был к точке взрыва вечно подтравливающий клапан... А что же Эстель? Янко дорого бы отдал за возможность приоткрыть книгу души Эстель, но "диффузия" под соусом а ля Белл-Клаузер работала лишь в отношении тех, с кем пилот когда-либо общался лично. Жаль, не застал он Гарсиа в Тулузе. "Диффузия" не давала знаний, не давала фактов, но неосознанные чувства она транслировала с исправностью теле- и тридивещания.
От Павла и Марка Вук перешёл к Липполду. Ничего интересного, кроме привычной боли в висках. Затем к Филиппу Ермишину. По-прежнему пошаливал правый бок после аппендицита, а также немеющий затылок, но треволнений любовного плана Янко не заметил. Зато нечто любопытное обнаружилось у Игоря Черезова: в его памяти чувств также мелькнула роковая Эстель Гарсиа. Девушка отпечаталась неглубоко и словно мельком - так, одна из многих обожательниц прославленного человека. Игорь выделялся на фоне прочих покорителей Тенеры классической мужской красотой. Эдакий герой скандинавских сказаний. Пшеничные волосы и рубленые могучие плечи, стройное сложение и ясный взор серо-голубых очей, решительный подбородок и тонкий точёный нос. Типаж, приводящий в томление барышень всех эпох, ибо мужская притягательность не претерпевала кардинальных изменений со времён античности. Душенька Эстель пала жертвой его магнетизма, но сам Черезов не придал этому особого значения.
У них был секс. Регулярный и скучноватый. Не такой возвышенный, как с Зелинским, и не такой страстно-животный, как со Школьником. Неизвестно, что чувствовала Гарсиа, но для Черезова это было сродни дружеской посиделке - миленько и необременительно, приятно, но не стоит того, чтобы превозносить как наивысшую ценность в жизни. Да и Эстель - симпатичная девчонка, но не более того. Единственное проявление предпочтения её всем другим поклонницам выразилось в трезвых свиданиях. С прочими Игорь был изрядно навеселе, с Эстель старался держаться... Вук сердито выдохнул. Подобное отношение к женщине ему претило. Даже Школьник с несколько садистским отношением к возлюбленной казался более понятным, так как отношение строилось на любви, хоть и своеобразно понимаемой.
Поток чужих эротических переживаний коварно подвёл Янко к неожиданному наблюдению. Вук обнаружил, что он чрезвычайно взбодрился, и Мила вдруг по-хозяйски вытеснила неведомую Эстель. Мила предстала пред очи пилота голенькой и принялась учинять соблазнительные выкрутасы. То она томно потягивалась, привставая на цыпочках и выпячивая грудь с остренькими воинственными сосками, то наклонялась, являя восхитительные ягодички и то, что скрывалось чуть ниже. Когда девушка, раскинув руки и ноги, закрутилась в солнечной воде какого-то жаркого моря, Вук понял, что ему срочно надо к Миле.
Рядом с тем местом, где она жила, не было пересборочного портала. Зависший непонятно где - в каком времени и пространстве - Вук знал, что он может с лёгкостью попасть на Сильбато, а также в шлюз-автобус возле Интерпола, а также... а также во внутреннюю приёмную на втором этаже Смольного, а также в служебный вход на заднем дворе Мариинского дворца, а также в кабинет номер 987 Большого Дома на Литейном, а также в неприметный флигелёк на Мойке, а также в хозяйственную постройку на территории Пулковской обсерватории, а также в самую обычную квартиру унылого спального района между вторым и третьим транспортным кольцом, а также на скамью в парке Сосновка, но пунктов возле нужного дома не существовало. Господи, сколько же оказывается, в Питере шлюзов!