Эрагон. Наследие

– Признаюсь, достаточно долго ты была для меня настоящей колючкой в заднице. Ты, правда, причинила мне несколько меньше неприятностей, чем этот смутьян Бром, но тоже времени даром не теряла. Можно было бы даже сказать, что вся эта ситуация – это, в известной степени, твоих рук дело. Ведь это ты отправила яйцо Сапфиры Эрагону. Но я не держу на тебя зла. Если бы не ты, Сапфира могла и вообще не проклюнуться, а я не смог бы выманить последнего моего врага из его логова в Карвахолле. Уже за одно это я должен быть тебе благодарен. Теперь ты, Эльва, девочка с печатью Всадника на лбу, отмеченная драконами и благословенной способностью воспринимать боль ближнего и чувствовать все то, что имеет намерение причинить ему боль. Как ты, должно быть, страдала из-за этой непростительной ошибки! Как презирала всех за их слабость, ибо была вынуждена волей-неволей разделять с ними все их беды! Впрочем, вардены весьма убого использовали твои возможности. Но ничего. Сегодня я положу конец всем сражениям, которые так истерзали твою душу, и тебе больше не придется терпеть чужую боль, чужие страдания и чужие ошибки. Это я тебе обещаю. Порой, возможно, и мне понадобится твое умение, но в основном ты сможешь жить в мире и покое и заниматься всем, чем твоей душе угодно.

Эльва нахмурилась; было заметно, что предложение Гальбаторикса искушает ее неокрепшую душу. Слушать его, понял Эрагон, может быть, не менее опасно, чем слушать Эльву.

Гальбаторикс помолчал, водя пальцем по украшенной финифтью рукояти своего меча и поглядывая исподлобья на Эльву и Эрагона. Затем он повернулся в том направлении, где в воздухе плавали невидимые глазу Элдунари, и на лицо его набежала мрачная тень.

– Передай мои слова Умаротху в точности так, как я произнесу их, – сказал он Эрагону. – Мы с тобой снова встретились, как враги, Умаротх, хоть я и был уверен, что убил тебя тогда, на острове Врёнгард.

Умаротх ответил, и Эрагон уже начал передавать его ответ вслух:

– Он говорит, что… – Но тут вмешалась Арья и закончила вместо него:

– Что ты убил лишь его тело.

– Ну, это-то очевидно! – воскликнул Гальбаторикс. – Где же Всадники прятали тебя и тех, что явились с тобой? На Врёнгарде? Или где-то еще? Мои слуги – да и сам я – самым тщательным образом обыскали руины Дору Арибы, но ничего там не обнаружили.

Эрагон колебался, не решаясь произнести вслух ответ Умаротха, поскольку этот ответ наверняка разозлил бы Гальбаторикса, но выбора у него не было:

– Он говорит, что… никогда по своей воле тебе об этом не расскажет!

Гальбаторикс так насупился, что брови его совсем сошлись на переносице.

– Это он сейчас так говорит. Ну что ж, достаточно скоро он все мне расскажет – хочет он этого или нет. – Гальбаторикс погладил рукоять своего ослепительно-белого меча. – Я взял этот меч у его хозяина, Всадника Враиля, когда убил его в той сторожевой башне, что смотрит на долину Паланкар. Враиль дал своему мечу имя Ислингр, что означает «Приносящий Свет», но я решил, что ему больше подходит имя Врангр.

«Врангр», «искаженный, неправильный», и тут Эрагон был, пожалуй, согласен: это имя больше подходило мечу, который теперь служил человеку, убившему его хозяина.

У них за спиной раздался глухой удар, и Гальбаторикс улыбнулся.

– Ага! Вот это хорошо. Итак, вскоре к нам присоединятся Муртаг и Торн, тогда-то мы и начнем настоящие переговоры. – После этих его слов в зале послышался еще один звук, более всего напоминавший шелест сильного ветра и исходивший, казалось, со всех сторон. Гальбаторикс глянул через плечо и сказал: – Кстати, весьма неразумно с вашей стороны было начать атаку с утра пораньше. Я-то уже не спал – я обычно встаю еще до рассвета, – но вы разбудили Шрюкна. А он, если его не вовремя разбудить, становится весьма раздражительным; а когда он раздражен, то обычно закусывает людьми, желая себя утешить. Моя стража давным-давно усвоила, что Шрюкна нельзя тревожить, когда он отдыхает. Жаль, что вы не последовали их примеру.

И тут занавеси за троном Гальбаторикса шевельнулись, потом взметнулись до самого потолка, и Эрагон с ужасом понял, что на самом деле это крылья дракона!

Черный дракон лежал, свернувшись на полу и обвивая телом трон; голова его была, оказывается, почти рядом с лицом Гальбаторикса, а мощное тело казалось стеной невероятной высоты и крутизны. Чешуя Шрюкна не сверкала, как чешуя Сапфиры, а скорее вспыхивала искрами и был похожа на темную жидкость. То, что его черные, как чернила, чешуи были почти непрозрачными, делало их еще более прочными на вид. Такой прочной чешуи Эрагон еще ни у кого из драконов не видел; казалось, Шрюкн облачен в кольчугу из камня или сверхпрочного металла.