Эрагон. Возвращение

«Да, — мгновенно ответила дракониха. — Она говорила совершенно искренне».

Эрагон сказал ей, что собирается сделать. Сапфира одобрительно кивнула, и он, вытащив Заррок из ножен, медленно подошёл к Насуаде. Он успел заметить, как в глазах её промелькнул страх, взгляд невольно метнулся к двери, а рука, скользнув в складки платья, стиснула какое-то невидимое оружие. Остановившись прямо перед нею, Эрагон преклонил колено и положил Заррок плоскостью острия на вытянутые руки.

— Насуада! Мы с Сапфирой здесь недавно, но успели за это время проникнуться глубочайшим уважением к Аджихаду. И теперь нам кажется, ты будешь ему достойной заменой. Ты сражалась с нами вместе и не отступила, когда другие бежали с поля боя. Кстати, я ни разу не видел среди сражавшихся тех двух женщин, что входят в Совет. Кроме того, ты никогда не относилась к нам подозрительно, всегда была честной и искренней, и мы с Сапфирой решили: я, Всадник Эрагон, предлагаю тебе свой клинок, свою верность и преданность.

Эрагон произнёс это торжественное обещание с чувством окончательной победы, но твёрдо знал, что ни за что не сумел бы изречь подобных слов перед битвой при Фартхен Дуре. Теперь же у него перед глазами стояли убитые и раненые в том бою. Теперь война с Империей стала не только его, Эрагона, личным делом. В ней участвовали все вардены, и он обязан был помочь им и всем тем, кто страдал под тягостной властью Гальбаторикса. И свержению этой власти — сколько бы времени на это ни потребовалось — он решил посвятить всю свою жизнь до конца.

И все же он страшно рисковал, принеся клятву верности Насуаде. Совет возражать не посмеет: ведь Эрагон пообещал принести клятву верности новому, выбранному ими предводителю варденов. Но хватит ли у Насуады сил и умения выполнить свои обещания? «Что ж, лучше дать клятву честному глупцу, чем лживому мудрецу», — решил Эрагон.

А Насуада между тем молчала. В глазах её застыло удивление. Потом она решительно сжала в руке рукоять Заррока, приподняла его — не сводя глаз с алого лезвия меча — и коснулась остриём головы Эрагона.

— Я с благодарностью и уважением принимаю твою клятву верности, Всадник, — торжественно промолвила она, — как и ты примешь всю ответственность, связанную с этой клятвой. Встань же и как мой вассал прими от меня свой меч.

Эрагон встал, принял из её рук меч и сказал:

— Теперь я могу честно тебе признаться: Совет заставил меня согласиться присягнуть на верность варденам — а точнее, членам Совета — во время церемонии назначения тебя на пост, принадлежавший твоему отцу. То, что я сейчас сделал — единственный способ для нас с Сапфирой перехитрить их.

Насуада с искренним наслаждением рассмеялась:

— Ах вот как? Ты, я вижу, уже научился играть в наши игры! Отлично! Но, в таком случае, не согласишься ли ты как мой самый первый и пока что единственный вассал ещё разок принести мне клятву верности — только на этот раз прилюдно?

— Разумеется, смогу.

— Хорошо. И пусть члены уважаемого Совета на это полюбуются. А теперь прошу: оставь меня и постарайся до похорон не тревожить. Мне нужно многое обдумать и подготовиться к похоронам… Помни, Эрагон: договор, который мы с тобой только что заключили, возлагает на нас обоих одинаковые обязательства, и я должна отвечать перед тобой за свои действия точно так же, как и ты обязан служить мне. Не нанеси же урона моей чести, как и я не нанесу урона твоей!

Насуада помолчала, заглянула Эрагону в глаза и прибавила гораздо более ласково и мягко:

— Прими и ты мои соболезнования. Я ведь понимаю, что и другие, а не только я одна, имеют причины печалиться. В этом бою я потеряла отца, а ты — друга. Мне очень нравился Муртаг, и я страшно огорчена его исчезновением… А теперь прощай, Эрагон.

Эрагон поклонился ей и вышел, чувствуя во рту противную горечь, а в горле — комок. Коридор, где они с Сапфирой очутились, был совершенно пуст, в обе стороны тянулись бесконечные серые стены. Эрагон остановился, упёр руки в бока, набрал полную грудь воздуха и с силой выдохнул. День ещё только начинался, а он уже чувствовал себя страшно усталым — слишком много событий обрушилось на него за эти часы.

Сапфира, подтолкнув его носом, безмолвно сказала: «Сюда» — и без лишних слов повела его по коридору куда-то вправо. Её сверкающие когти цокали по каменному полу.

Эрагон хмуро следовал за нею.

«Куда мы идём?»

Ответа не последовало.

«Сапфира, ответь, пожалуйста».

Она только хвостом дёрнула. Эрагон не стал ждать, когда она соизволит заговорить, и сменил тему:

«Понимаешь, все в нашей жизни теперь действительно будет иначе! Хотя порой мне кажется, что новый день способен принести лишь горе, печаль и новые кровопролития».

«Все не так плохо, — возразила Сапфира. — Мы одержали великую победу. Её следует праздновать, а не оплакивать».

«Вот только любая радость гаснет, стоит столкнуться с подобной мышиной вознёй!»

Сапфира сердито фыркнула. Тонкий язык пламени метнулся, осветив её ноздри и осыпав плечо Эрагона искрами. Он так и взвился, прикусив язык, чтобы удержать рвущиеся изо рта проклятия.