Командор Хорас уехал от старого друга в странных чувствах, и чтобы разобраться в них требовалось время, как, собственно, и в том, о чем ему поведал архивариус. Но времени как раз решительно и не хватало. Перед отъездом паладин лишь спросил:
- Почему ты никому ничего не сказал?
- Почему — глупый вопрос. Разве неясно? - Дероил передернул плечами, словно ему внезапно стало холодно. - Пойми, Хорас, я пережил трех Магистров и застал четвертого, и только при последнем я понял, что значит истинное величие Ордена. Кем мы были до войны? Сборищем чудаков, в лучшем случае, в худшем — врагами Королевства, скопищем вооруженных фанатиков. А теперь с Цитаделью советуется король — разве этого мало? А вскоре, как мне кажется, Цитадель будет сама менять королей, как перчатки.
- Но...
Дероил внимательно посмотрел на друга, так внимательно, что тому стало не по себе.
- Во имя такой цели никаких жертв не может быть слишком много. Даже если ты жертвуешь своей честью и совестью. И я жертвовал, вот только порой от меня требовалось слишком многое…
Честью и совестью... Легко сказать. А как же расстаться с последним, что еще сохранилось? Ведь ни семьи, ни здоровья, ни богатства — ничего не нажил Хорас за свою жизнь, только потерял. Только и осталось, что честь. Глупая, бессмысленная и бесполезная честь.
Хорас встал, расправил поникшие было плечи.
- Это Тьма! Это Зло, а меня учили с ним сражаться. Любыми способами.
Дероил кивнул.
- Хорошо, что творя вера так крепка. С победой иль без нее, но если ты все также будешь верен себе, то я тебя опять буду ждать. Чтобы сражаться плечом к плечу!
Но еще надо найти доказательства, разобраться во всем, чтобы потом не оказалась, что и драгоценная совесть потрачена зазря. Ладно, все это потом, а теперь вперед, только вперед.
Первый делом Хорас завернул в Ведьмин Яр. Конечно, он и не надеялся застать там Геронима, но его интересовало другое: происхождение загадочной секиры, отправившей на тот свет одного из паладинов. Судя по описаниям выжившего оружие это явно не простое, а
Командор не ошибался. Вскоре после прибытия в Ведьмин Яр при плотном общении с городской стражей и молодым бароном ему открылась вся история с прибытием в город Шмиттельварденгроу. Честно говоря не вся, но та ее часть, что стала достоянием общественности. Ходили слухи, что именно гном устроил разгром в жилище местного гоблинского клана, и Хорас уже грешил на то, что цверг, каким-то образом сговорившись с полуэльфом, вернула-таки свое оружие, но... Стражники же были твердо уверенны, что тот был благополучно отправлен тюремным караваном в Ганалийскую долину. И больше о нем не было ни слуху, ни духу.
Нет, цверг отметался — значит, секира у полуэльфа. Поэтому — опять вперед. Без остановки, бешеным галопом по уже успевшим остыть следам. Но уже через несколько миль паладины потеряли след. И как не пытались, все равно, стоило признать: им самим злополучную парочку было уже не отыскать. Оставался последний шанс. Боггарты.
Как и любой паладин, Хорас с некоторым недоверием относился к нечеловеческим расам, особенно, к гоблиноидам. И в чем-то он был прав — взять хотя бы орков с их нездоровой ненавистью ко всему, что не имеет выпирающих клыков и зеленой кожи. Хотя вот тролли неплохо показали себя в войне, но ни один паладин полностью им не доверял, и, как оказалось, не зря: спутался же стражник, некий Гурдел с полуэльфом-ренегатом!
Но иного выбора не оставалось, поэтому Хорас стоял на опушке Королевской пущи — местообиталища одной из боггартовских семей — и с каменным лицом выслушивал условия от темно-синего, почти черного престорелого гоблиноида-патриарха. Боггарт едва доставал командору до поясу, но гонору в главе семьи было, что у короля. Нечего и говорить: к ушастым следопытам обращались только тогда, когда совсем ничего не оставалось, а услуги у них имели поистине королевские расценки.
Наконец, удалось сойтись на цене — по старинной традиции человек и боггарт хлопнули по рукам. Патриарх забрал с собой половину всей суммы, а вместо него на опушку вышли четыре следопыта: трое — постарше, матерых преследователей, до ушей закутанных в какие-то коричнево-зеленые лохмотья, и еще один — совсем молоденький, и кожа у него отливала темно-голубым, приятным на глаз цветом.