Эрбат. Пленники судьбы

— Должен сказать тебе спасибо — ты нас второй раз из беды выручаешь и от смерти спасаешь. Если б не ты, то не знаю, что было бы с нами…

Одиннадцатый молчал, лишь поглядывал на Кисса. Как видно, он не привык слышать слова благодарности. У меня складывалось такое впечатление, что этот изуродованный парень отчего-то чуть побаивался нашего котяру, и в то же самое время готов был беспрекословно слушаться его. А Кисс продолжал:

— Ты с такими птицами раньше встречался?

— С похожими… Это эн'пахи.

— Кто? — не понял Кисс.

— Да как бы эту нечисть не звали — вновь вмешалась Марида, — а они, эти колдовские твари, тебя чуть не заклевали!

— Их еще вон сколько кружится в воздухе! — я задрала вверх голову, смотря на черных птиц, которые носились в воздухе так, будто не знали, куда им лететь дальше и что делать. — Может, снова поставить полог, а не то, боюсь, они вновь накинутся на нас…

— Да они пока не опасны… — вздохнул Одиннадцатый.

— Ага, ты у нас наглядный пример того, что эти милые птички никого не обидят! И характер у них кроткий, и клевать они не умеют!

— Я не то хотел сказать… У эн'пахов в голове ничего нет. То есть я не то хотел сказать… Я однажды услышал, что у них почти нет мозга.

— Глядя на тебя, этого не скажешь.

— Тут такое дело… Эн'пахи только выполняют приказы, а стаю ведут вожаки. Такие же птицы, как они, только сообразительные. Вот с теми, и верно, лучше не связываться. Их специально растят, чтоб они верховодили стаей. Вожаки — они умные, и команды колдунов хорошо понимают. Им подчиняется вся стая, и всех птиц в этой стае они ведут за собой. А простые эн'пахи — они даже есть и пить без приказа не могут, на все должны получить сигнал или разрешение. Ведь это именно вожак и указывает всем, что делать, куда лететь… А сейчас вожаков больше нет — я постарался их первыми убрать, так что эти, оставшиеся птицы, уже не опасны. Так и будут кружиться в воздухе до тех пор, пока без сил на землю не свалятся, или пока им не прикажут спуститься вниз… Я ж говорю — у них мозга почти нет… Ой!

— Не дергайся! — предупредила я его. — Ты меня отвлекаешь… Было немного больно, но сейчас все пройдет…

— Да не надо ничего делать… — Одиннадцатый, кажется, покраснел. Ох, чувствую, не хочется ему показывать нам свою спину — стесняется… — У меня раны быстро проходят. И так все заживет!

— А сейчас будет заживать куда быстрей.

— Погоди, я не понял — встрял Кисс в наш разговор. — Как же этих птиц отправляют так далеко одних? Пусть вожаки и умные, по большая часть этих птиц, как ты говоришь, совсем бестолковая! Тут, знаешь ли, все возможно…

— Нет, их одних и не отправляют… Здесь вскоре должен появиться кто-то из хозяев. Эти птицы — они вроде загонщиков, или сторожей: ищут тех, кого приказано найти, не дают уйти тем, кого велено остановить, могут даже убить, если кто-то из задержанных захочет сбежать. А отлететь в сторону или еще куда эн'пахи могут только тогда, когда им это прикажут сделать хозяева.

— Кто прикажет?

— Ну, хозяева этих птиц. И мои тоже…

— Ты что, под словом «хозяин» имеешь в виду колдунов?

— Наверное… Они требуют, чтобы мы называли каждого из них — хозяин. Или же — господин.

— Кто это — мы?

— Ну, все те, кого я несколько раз видел там, в темных комнатках…

— И много в тех подземных комнатах ты видел людей?

— Бывало… Один из них похож на меня…

— Были еще и другие, похожие на тебя?

Парень ничего не ответил, но, судя по всему, вопрос Кисса задел в нем больную струнку. Впрочем, это поняли мы все.

— Ну, — Кисс огляделся вокруг, — ну, как бы колдунов не называли, а нам надо срочно уматывать отсюда! Лиа, как обстоят дела у нашего раненого?

— В целом все в порядке. Парню, конечно, досталось, но он прав: на нем все быстро заживет, так что можно считать, что ничего особо страшного нет. В общем, можно двигаться дальше…

— Ладно, собираемся… А ты куда пошел?

Эти слова Кисса относились к Одиннадцатому, который встал с камня, на котором сидел, и, не говоря ни слова, направился в сторону.

— Да постой же ты!

Но тот лишь на мгновение замедлил свой шаг, а потом снова перешел чуть ли не на бег, и скрылся за ближайшим холмом. Что ж, общительным человеком его назвать сложно.

— Он что, обиделся? — повернулся ко мне Кисс.

— Нет, тут другое… Понимаешь, ему внушено, что с людьми ему ни в коем случае не стоит общаться: мы — сами по себе, он — тоже сам по себе, и оттого общих интересов у нас нет, и быть не может. Причем это понятие столько лет вдалбливалось в его голову, что сразу перестроиться довольно сложно. Вот он и уходит. Общение с людьми — для него это пока что весьма трудное занятие… К тому же парень все еще… ну, стесняется, что ли. И еще он начинает понимать, что натворил в поселках…

— Ну, натворил — это не совсем верное слово. Там было во много раз хуже…

— Так ведь его именно этому и учили большую часть жизни…

— Лиа, мы вряд ли что докажем друг другу.