Ересь

Небо на востоке светлело, звезды бледнели. Занимался рассвет. Ветер раздувал гриву коня, тот весело перескакивал через канавы и лужи; ветер резал мне глаза и мешал дышать. Я припал к шее коня, стараясь удерживать равновесие, что было не так-то легко без седла, и поглядывал назад.

Конь был резвый, и вскоре я решил, что мы покрыли уже достаточное расстояние, и погони можно не опасаться. Я вздохнул свободнее и начал заново обдумывать свой план. Дело в том, что у меня зародились сомнения. Когда я беседовал с Хамфри, мне стало ясно, что недостающие куски мозаики я найду в Хэзли-Корте, но как найти среди ночи сам Хэзли-Корт? И правильно ли я угадал место действия, или финальный акт драмы разыграется вовсе не там? Может быть, я вовсе напрасно так спешу туда?

Я скакал еще с полчаса; небо все светлело, все громче становилось пение птиц, поднимался туман, и дальние поля уже были в дымке. Запах сырой земли щекотал ноздри. Нигде не было видно жилья, и я начинал бояться, что допустил чудовищную ошибку, что я не успею вовремя найти Томаса и Софию и спасти их. Повернуть назад я не мог. Если Дженкс или Слайхерст отправили погоню, на этой пустынной дороге они легко расправятся со мной.

Я повернул на дорожку между двумя рядами изгороди и чуть не влетел в стадо овец, которых гнал в Оксфорд старый пастух с кривым посохом в руках.

— Будьте добры, скажите, где здесь усадьба Хэзли-Корт? — окликнул я его. — Правильно я еду?

Пастух тупо уставился на меня:

— Чего вы сказали?

Я глубоко вздохнул и повторил вопрос, стараясь как можно отчетливее выговаривать каждое слово. Он ткнул себе за спину:

— Еще с полмили, и увидите слева два больших дуба, а промеж них дорога. По дороге до самой усадьбы и доедете. А что вам там понадобилось? — полюбопытствовал он.

— По королевскому приказу. — Я решил держаться этой версии, она уже раз сослужила мне добрую службу.

— Они там все католики, — предупредил он меня, покуда мой конь пролагал себе путь между овцами.

Я поблагодарил за предупреждение и, как только выбрался из стада, вновь погнал коня. Ноги и спина отчаянно болели, поводья впивались в раненую руку, но сообщение, что скакать осталось уже немного, меня ободрило. Я доберусь и, быть может, все же получу там ответы, которых ищу.

Глава 19

Подъездная дорожка полого шла под уклон и постепенно расширялась, приближаясь к фасаду богатой загородной усадьбы. С вершины холма сквозь тонкую дымку тумана в сероватом предутреннем свете я увидел за деревьями высокие каменные трубы, башенки и зубчатые парапеты стен. С трех сторон к усадьбе подступал лес, сзади поднимался отвесный холм, тоже густо поросший лесом.

Под прикрытием деревьев можно было подобраться к замку совсем близко, но вот проникнуть внутрь казалось делом непростым. Пока что я продвигался вперед, но вскоре заставил лошадь свернуть с дорожки на лесную тропинку. Добравшись до небольшой поляны, я спрыгнул с коня, привязал его к толстой, низко растущей ветке — специально выбрал пониже, чтобы он хоть попастись мог. Похлопал его по холке и пообещал ему (и себе), что скоро вернусь. Дальше пришлось красться вниз к усадьбе.

На краю леса, там, где открывался выход на просторную лужайку перед усадьбой, я присел в тени деревьев и еще раз окинул взглядом здание, в которое собирался проникнуть: туман начинал рассеиваться, и я довольно отчетливо различал его очертания. Это была крепость, построенная для отражения врага, столько же красивая, сколь и грозная.

Здание было выстроено квадратом вокруг внутреннего двора, вход караулили две мощные восьмиугольные башни, каждая высотой футов сто, — вдвое выше основного здания, — увенчанные зубчатыми парапетами. Но все это богатство и видимая мощь не уберегли своего владельца от тюрьмы, подумалось мне. Если государству недостаточно налогов, чего же проще: захватить дома и земли католиков, противящихся эдиктам. Если в этой усадьбе застигнут католического миссионера, опишут имение, и этот прекрасный дом и земли достанутся какому-нибудь королевскому фавориту. Богатство этой семьи достанется тому, чью верность королева сочтет необходимым купить или вознаградить.

Я вздрогнул и поплотнее запахнулся в плащ. Зачем я полез в эту кашу, рискуя жизнью? Если даже я окажусь прав, кто извлечет из этого пользу? Разве я сам что-то выиграю? Разве приобретет что-то Уолсингем? Скорее всего, обогатится какой-нибудь придворный вертопрах — обогатится за счет тех людей, что сейчас мирно спят под защитой этих стен. Но меня гнала вперед мысль, что София находится там и что люди, которым она доверилась, — злейшие ее враги.