Ересь Хоруса: Омнибус. Том II

Не думаю, что он погиб. Хаким не отречется. Он попытается каким-то образом отыграть ситуацию назад, вернуть все к тому замыслу, что ему показали.

> В этом ты проявил слабость. Ты был его ханом.

К сожалению, я допустил много ошибок. Хаким не самая большая из них.

> Мы вернемся к этому. Но что насчет тебя?

Я рассказал тебе все.

> Нет, не все.

Что еще ты хочешь знать? Вошел бы я в палатку, получи еще один шанс? Или же вернулся бы к своему братству? Исправил бы свою ошибку?

> Каган решит.

Я вошел бы туда снова. Можешь не сомневаться.

> Будь осторожен. Ты все еще можешь обречь себя.

Я не стану унижаться! Я — Торгун-хан из братства Луны и орду нойон-хана Джемулана. Я во всем следовал пути чести. Я верил в Великий крестовый поход. Верил в Воителя, когда в него верили все. Такое не забыть. А теперь объяви приговор или же дай мне клинок. Я все еще могу служить и сражаться.

[пауза]

Так каким будет приговор?

[пауза]

Каким? Скажи мне!

[пауза]

Я узнаю свою судьбу.

[Конец записи]

Ник Кайм Артефакты

— На границе Вурдалачьих звезд, на самом краю Сегментум Ультима, я и мой брат объединились во имя милосердия. Наши корабли вышли из варпа, окутанные сполохами психического свечения, которые цеплялись за потрепанные корпуса, но мы опоздали. Мы пришли, чтобы обуздать безумца, но стали только свидетелями злодеяния.

В словах примарха слышался треск огня, хотя Т’келлу было непросто разобрать, что порождало звук: голос повелителя или же пылающие на стенах факелы. Воздух был наполнен смрадом горячего пепла и шлака, а также глубоким и рокочущим баритоном Вулкана.

— Смотреть было не на что, хотя я и не уверен, что ожидал обратного. Этот мир настолько же не похож на наш родной, как день на ночь… Ноктюрн создает жуткое впечатление, и, хотя я не чувствовал страха, когда выбрался из своей капсулы в пылающий рассвет, мне удалось оценить его жестокое великолепие. Высокие вершины огненных гор, протяженные пепельные равнины и выжженные солнцем пустыни, источаемый океаном серный смрад. Наша планета жестока и смертоносна. Из космоса Ноктюрн выглядит, как темно-красная, пылающая сфера. Его же мир был темным и непримечательным. Он походил на черный мрамор, отмеченный серым смогом грязной атмосферы.

Воспоминания заставили Вулкана нахмуриться, как будто он мог ощутить вкус ядовитых испарений

— С орбиты облачный покров казался плотным, но мне говорили, что он скрывает многочисленные грехи. Даже если и так, это не оправдывает поступок Кёрза, свидетелем которого мы стали.

По лицу примарха прошла тень. Наступившую после произнесенных им слов гнетущую тишину нарушал только звук тяжелого дыхания. Т’келл понял, что описанное Вулканом отвратительное деяние оставило в нем след более глубокий, чем клеймо. Хотя легионер не знал, что было причиной — само преступление или же его исполнитель.

— Планету скрывала тьма, проклятье, наложенное уродливой луной, называемой Тенебор. Ее имя означало «тень», что было вполне уместно, а в данном случае и буквально, ведь луна отбрасывала ночную пелену на планету, отчаянно нуждающуюся в свете. До этого момента я никогда прежде не видел его родины. Теперь и не увижу, хотя не могу сказать, что жалею об этом. Все отзывы о ней сводились к тому, что это проклятое место, без шансов на изменение.

— Все началось, как взрыв звезды, в бездне космоса полыхнули бесшумные вспышки. Их зажег его флагман — темный, кинжалоподобный корабль. Сначала я не мог поверить своим глазам. К темному миру устремились огромные лучи пульсирующего света и рои торпед. Конечно же, все попытки вызвать корабль ни к чему не привели. Наш брат собирался мстить, а не рассуждать. Потом он заявил, что хотел уничтожить планету и одним безумным очищающим действием избавить ее от всех грехов. Поверхность взорвалась цепочкой ярких вспышек, и впервые за свою долгую, погруженную в ночь историю мир увидел свет. Но это был свет погибели.

Вулкан замолчал, словно желал тщательно подобрать слова, чтобы как можно точнее передать свои воспоминания.