Еретичка, ставшая святой. Две жизни Жанны д’Арк

Как представляется, именно речь Шевойона 1859 г. могла положить начало тому длительному процессу, который в результате привел к официальной канонизации Жанны д’Арк. Тема святости (sainteté de Jeanne d’Arc) девушки постепенно превращалась в одну из основных в панегириках, произносившихся в Орлеане в 1860-х гг.: ее поднимали Шарль-Эмиль Фреппель в 1860 г., Анри Перрейв в 1862 г., Александр Тома в 1864 г.[2719] Эти же ораторы начали разрабатывать и иные, совершенно новые для орлеанских панегириков XIX в. сюжеты. Прежде всего они полагали недопустимым обвинять католическую церковь в гибели Жанны д’Арк, поскольку руанские судьи не могли выдавать себя за ее представителей: единственным, кто имел на это право, являлся папа римский, которому, тем не менее, не были переданы материалы следствия[2720]. Таким образом, обвинительный процесс 1431 г. не рассматривался панегиристами как законный, в отличие от процесса по реабилитации 1455–1456 гг., результаты которого были подтверждены официальной буллой[2721]. Интересное развитие получила и тема предательства, якобы совершенного в отношении Жанны ближайшим окружением Карла VII: ораторы считали саму постановку подобного вопроса неправомерной, поскольку декларируемая ими святость девушки предполагала неизбежность мученичества, которое она претерпела[2722]. Иными словами, как и в случае Иисуса Христа, речь шла о предрешенной Свыше судьбе, повлиять на которую простым людям было не дано: терновый венец, ожидавший Жанну в конце земного пути, не был «вознаграждением» за ее труды, он означал продолжение ее миссии, но уже на небе[2723].

Своеобразный итог размышлениям панегиристов 1860-х гг. подводил текст Ш.-Э. Фреппеля, в 1867 г. повторно приглашенного выступать в Орлеан. Напомнив собравшимся, что свою речь в 1860 г. он завершил выражением надежды на скорейшую канонизацию французской героини, оратор заявлял, что теперь время для нее пришло[2724]. Конечно, рассуждал он далее, этот вопрос является «деликатным», но если решить его может только Церковь, ничто не мешает любому человеку его задавать[2725]. Данной теме Фреппель и посвятил свой панегирик, отмечая, что рассмотрение интересующей его проблемы облегчается наличием «бессмертного труда» папы Бенедикта XIV, посвященного принципам канонизации святых (immortel ouvrage sur la canonisation des saints)[2726], — того самого сочинения, на которое в 1855 г. в своем обращении к Наполеону III опирался аббат Бёре.

Ссылками на Бенедикта XIV оперировал и Фреппель, рассуждая о святости всей жизни его героини (ее исключительной набожности, смирении, невинности и целомудрии, а также сверхъестественной любви к родине, понимаемой как отдельная христианская добродетель)[2727]. Эта святость, по мнению автора, естественно, оказывалась наиболее заметна в конце земного пути Жанны — на суде и в момент казни, хотя при их описании Фреппель, в отличие от большинства своих предшественников, воздерживался от прямого уподобления девушки Христу[2728]. Вместо этого он — в соответствии с принципами канонизационного процесса — обращал внимание на чудеса, которые якобы сотворила Дева, и писал, что о них нет смысла подробно говорить, ибо «вся ее жизнь была одним продолжающимся чудом» (un miracle permanent)[2729]. Все ее Предсказания (révélations) исполнились[2730], а потому обвинение в неподчинении воинствующей церкви в 1431 г. не имело под собой никаких оснований, поскольку истинный пророк не обязан подчиняться священникам[2731]. Безусловно, прежде девушке требовалось доказать свой Божественный статус, но, писал далее Фреппель, discrets spirituum в отношении Жанны уже было к тому времени проведено в Пуатье, а потому, согласно этой доктрине, она сама могла оценивать характер своих откровений[2732]. Таким образом, автор приходил к однозначному выводу о наличии всех необходимых для канонизации Жанны д’Арк условий и обращался к епископу Дюпанлу с призывом незамедлительно просить у папского престола разрешения на начало подобного процесса[2733].

Впрочем, следующий шаг в этой истории был сделан отнюдь не епископом Орлеанским и даже не представителем французской церкви. Решающую роль суждено было сыграть историку — Анри Валлону (1812–1904), бывшему не только ученым, но и влиятельнейшим политическим деятелем, автором конституции Франции 1875 г., членом Парламента, а затем несменяемым сенатором, министром образования и культов.