Что передовая экономика проистекает из передового образа мыслей и отношений – так прямо они могли не формулировать. Но любой видел, что европеец прав имел больше, свобод имел больше, считалась власть с ним больше, и помыкать им как холопом власть не могла. И это производило на заезжих холопов сильное впечатление. А холопами на Руси были все. И знатный ты боярин – а все одно царев холоп.
И возвращались ученые люди из европ задумчивые и мыслей набравшиеся вредных. Насчет свобод и справедливостей. Насчет гражданских чувств и долга. И думать начинали об улучшении дел в стране и даже, тихо, про себя, меж узких кругов, об изменении российских порядков к лучшему. Грубо говоря, возвращались несколько диссидентствующими, инакомыслящими.
А вдобавок первейшее их назначение было не столько самим работы работать, сколько опыт свой местным кадрам передавать, поколения отечественных специалистов учить. То есть: зараза вольнодумства не просто коренилась в образованных кругах, но оттуда же и распространялась.
А вдобавок. Выучились они европейским языкам. И? Стали читать на них европейские книги. И отнюдь не только по специальности. И не только французские романы и немецкие трагедии! Век Просвещения настал в Европе – и мысли эти, глубоко противные русскому самодержавию, проникали в умы образованного сословия.
То есть. Первое. Европейские науки и профессиональные технологии внедрялись в головы, куда и мысли вольные, критические, оппозиционные – также проникали в качестве побочного эффекта этого самого образования. Профессиональная образованность и свободомыслие были привилегией одних и тех же людей.
Второе. Политическое же устройство Российской Империи, самодержавие, крепостное право, всесилие правительственной бюрократии и отсутствие гражданских свобод – делали образованное сословие не просто оппозиционным. Но – носителем передовых взглядов и общечеловеческой морали.
Русская интеллигенция – это сочетание научной и профессиональной образованности с высокими моральными критериями и гражданскими убеждениями.
В Азии подобный феномен отсутствовал в принципе. А в Европе был излишним! Ибо со времени немецкой Реформации и нидерландских республик XVI века, английской революции XVII века – представление о правах, свободах, гражданственности и морали было присуще народам в целом, всем сословиям! Поэтому там интеллектуал был просто интеллектуалом, его представления о морали и гражданственности не являлись сословной чертой.
42. Если же мы возьмем круги гуманитарной интеллигенции, куда относятся и литераторы с окололитературной общественностью, то эта интеллигенция точными знаниями и прикладными профессиями была не отягощена. Как и вся интеллигенция дворянская (если допустимо такое выражение, хотя оно применительно к своей эпохе и понятно).
Вот эта интеллигенция боготворила строки: «Увижу ль, о друзья, народ неугнетенный, и рабство падшее…?» «Настанет год, России черный год, когда царей корона упадет!» Радищев и декабристы вышли из этой интеллигенции!
И что же должна была показывать литература? Что жизнь российская несправедлива! Что в наших порядках человек приличный обречен! Что если ты честен, скромен, не готов к подлости ради карьеры, душу имеешь чистую и чувствительную – то не ждет тебя здесь ничего хорошего! Потому что бал правят – богатство, власть, хищничество, карьеризм.
Вот поэтому родоначало русской прозы – «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева (1790) и «Бедная Лиза» Карамзина (1792).
…Литературно-художественное отображение взгляда интеллигенции на русскую действительность можно выразить так: «Порок торжествует, добродетель повержена; сила и власть повелевают всем – маленький человек бесправен и бессилен; и это главная черта нашей действительности.»
43. Эту формулу депрессивного смирения можно считать идеологией русской общественной оппозиции. Сюда не входит глухая тлеющая злоба крестьян. Сюда не входит наглый циничный нигилизм ремесленников и мастеровых – нарождающегося пролетариата. Не входит глумливый прагматизм купцов – встающего бизнеса.
Что характерно! Малочисленная и неукорененная в народе и государстве интеллигенция – выражая лишь собственные чувства и соображения – представляла их как некую высшую моральную истину, подкрепленную передовым знанием и освященную христианской моралью.
44. Если изначально в России были два народа – командный и подчиненный, обирающий и обираемый, высокий и низкий; причем могли не совпадать их одежда, уклад жизни, питание, язык даже мог не совпадать. То с появлением (внедрением) интеллигенции появилась «межклассовая прослойка» (привет марксистско-ленинскому определению!): ниже власти, выше народа, полагает себя умнее обоих и духовно радеет за счастье и справедливость для всех. Из чего неизбежно следовало в будущем ее неприятие как верхним, так и нижним классами: которые жили в собственных мирах, сжигаемые собственными желаниями.
Интеллигенты «пойдут в народ», будут биты дрекольем и сданы жандармерии руками этого самого народа. Штоб хрестьян не мутили и супротив батюшки-царя не смущали умов.