Еретик. Книга 3

Осторожно и бережно, чтобы никто не услышал его, он отогнул доску над своим тайником и извлек оттуда книгу. На ощупь она показалась ему сыроватой, и Вивьен в ужасе подумал, что не стоит класть ее в подпол просто так – нужно хотя бы во что-то заворачивать.

Открыв книгу, первая страница которой была ныне уничтожена, Вивьен стал читать. Начало катарского евангелия полностью совпадало с Евангелием от Иоанна. По сути своей, это оно и было. Что ж, неудивительно – ведь из всех четырех Евангелие именно это было пронизано чудесами, которые столь сложно вообразить в земном мире. Какое еще Евангелие могли счесть истинным катары, осуждавшие всё мирское?

Вивьен хорошо знал Писание. Он помнил, какой отрывок этой книги заставил его похолодеть еще там, в лагере прокаженных. Отрывок, где описывалась Тайная Вечеря. Не задумываясь, он пролистал книгу и нашел нужное место. Взгляд его с жадной пытливостью уставился в текст:

1. Я, Иоанн, брат твой, делящий скорби, чтобы потом войти в царствие небесное, когда покоился на груди Иисуса, сказал ему: «Господи, кто тот, кто тебя предаст?» И он мне ответил: «Тот, кто вместе со мной протянет руку к блюду. Тогда Сатана войдет в него, и он меня выдаст»[1].

Вивьен вздохнул.

Этот отрывок был построен иначе, нежели само Евангелие. То был compendium[2] – сборник вопросов и ответов, который, насколько Вивьен знал, изучив скудные исторические источники, пришел к альбигойцам еще от богомилов[3].

Вивьен воскресил в памяти каноничные слова, которые писал евангелист Иоанн об Иуде Искариоте: истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Тогда ученики озирались друг на друга, недоумевая, о ком Он говорит. Один же из учеников Его, которого любил Иисус, возлежал у груди Иисуса. Ему Симон Петр сделал знак, чтобы спросил, кто это, о котором говорит. Он, припав к груди Иисуса, сказал Ему: Господи! кто это? Иисус отвечал: тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту. И после сего куска вошел в него сатана. Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее. Но никто из возлежавших не понял, к чему Он это сказал ему[4].

Вивьен тяжело вздохнул, закрывая катарскую книгу и убирая ее обратно в тайное хранилище. Даже над этим небольшим отрывком ему предстояло всерьез задуматься и попытаться понять, что именно хотели вложить в свои слова еретики. Он не знал, где именно сумеет отыскать изъян – тот самый, который помог бы ему обращать полчища еретиков против их собственных ложных учений. Чтобы узнать это, он должен был осмыслить каждое слово.

Богословие и толкование священных Евангелий занимало множество часов в Сент-Уэне. Аббат Лебо самолично следил за тем, чтобы его послушники выучивали Писание наизусть и умели верно истолковывать его. Вивьен помнил, что задавал аббату много вопросов касательно разных глав – в том числе и касательно тринадцатой главы Евангелия от Иоанна. Его всерьез заинтересовала персона, о которой евангелист говорил следующее: «один из учеников Его, которого любил Иисус».

– О ком это говорится, Ваше Преподобие?

– Апостол Иоанн в этом отрывке упоминает себя самого.

– Но почему он говорит о себе так?

– Как именно, сын мой?

– «Один из учеников Его, которого любил Иисус». Разве Иисус любил не всех своих учеников? – пытливо выспрашивал Вивьен. – Почему он возносит себя над другими?

– Напротив, сын мой, апостол Иоанн очень скромен и нимало себя не возносит.

– Почему же? Он ведь уделяет особое внимание тому, что Иисус любит его. Разве это не тщеславие?

– Спаситель любил всех своих учеников и всех людей, за которых отдал собственную жизнь, – терпеливо рассказывал аббат. – И апостол Иоанн понимал это. Он пренебрег даже тем, чтобы назвать собственное имя. Потому что апостол Иоанн знал, что он – лишь один из многих людей, которых любил Спаситель, и большего этому кроткому человеку было не надо, кроме как чувствовать себя одной из овец Божьих.

Вивьен улыбнулся, вспоминая о терпеливых объяснениях Бернара Лебо. Мыслями он вновь вернулся к словам из катарской книги.