Еретик Жоффруа Валле

Не пугайтесь, мне ничего от Вас не нужно. Я не мог удержаться, чтобы не сказать Вам о своем чувстве, но я ни о чем не прошу Вас. Для меня существует лишь тот человек, который умеет отказываться. Ребенок — от конфеты, юноша — от удовольствий ради познания наук, зрелый муж — от земных благ ради высокой идеи, солдат — от собственной жизни ради победы. Вы — чудо из чудес! Высшее из встретившихся мне земных благ. Но я вынужден отказаться от этого блага, зная, что могу принести Вам только горе.

Я люблю Вас, Сандреза. Я живу только потому, что люблю Вас. Я пришел в этот мир потому, что люди любили и до меня. Любили и искали истину. Я перенял их опыт любви и передам его дальше в века. Великая любовь требует великого подвига. Если мне предоставится возможность совершить его, я его совершу. Ради Вас. Ради любви. Ради истины».

Подозревала ли когда-нибудь Сандреза, что в словах может таиться столько силы и чувств.

— Вы прекрасны, как майская роза, — пробасил при очередной встрече капитан.

И Сандреза ответила ему:

— Здравствуйте.

— Ну! — расцвел он в улыбке. — Это вы небось потому, что получили мое письмо. Я могу и не такое написать. Вы еще плохо меня знаете.

— Но когда мне было узнать вас? — возразила Сандреза. — Вы всегда так торопитесь, что не можете уделить несколько минут даме, которая давно жаждет познакомиться с вами ближе.

— Да ну! — обрадовался капитан.

— Почему бы вам не пригласить ее на прогулку, — продолжала она, — или назначить ей свидание.

— Да когда угодно! — воскликнул капитан.

Встреча не принесла Сандрезе радости. Сердце, которое столь восторженно билось при чтении письма, при свидании испуганно сжалось. Между письмом капитана и самим капитаном лежала пропасть.

— Вы все-таки взгляните в окно, — настаивала Сандреза. — Этот чудак со шпагой мне нравится.

— Убью, — просопел капитан, уводя Сандрезу от окна. — Всякого, кто вам понравится, я прикончу, как собаку.

— Но если вы меня и впрямь любите, — вновь увернулась от него Сандреза, — то поклянитесь, что к человеку, который мне приглянется, вы не притронетесь и пальцем.

— Еще чего! — фыркнул он.

— Тогда прощайте.

— Нет! — испугался капитан. —Не уходите! Я согласен!

— Так клянитесь же.

— Клянусь гвоздями Христа! — стукнул себя в грудь капитан.

— Вы умница, — послала ему воздушный поцелуй Сандреза. — Не грустите. Я сейчас.

И, выскользнув из комнаты, она исчезла.

IV. ПОЕДИНОК НАТОЩАК

В тот день, 7 августа, стояла непривычная для Парижа жара. Секундантов Базиль Пьер Ксавье Флоко и племянник каноника не взяли. По этим двум причинам во время дуэли на Пре-о-Клер не присутствовало ни одного человека. Однако, когда звон шпаг стих, внезапно обнаружились два очевидца, которые свидетельствовали против Базиля. И, оказавшись в тюрьме, Базиль приуныл. Во-первых, до сих пор его еще никогда не арестовывали и не предъявляли ему столь серьезных обвинений. Во-вторых, нет ничего более ужасного, чем погибнуть по злому навету. И в-третьих, будь ты хоть сто раз заговоренным от смерти, когда над твоей шеей взлетает топор палача, от ужаса мутится разум. Базиль знал, что он не погибнет, что у него на самый крайний случай, пока существует волшебный бриллиант, есть безотказный путь к спасению. Но мало ли на свете самых невероятных случайностей.

Первой в камеру к Базилю, преодолев все тюремные запреты, проникла сестра Франсуаза. В черном монашеском одеянии, маленькая, подвижная, она упала перед Базилем на колени.

— Не у господа бога прошу, у тебя вымаливаю, братец! Не ропщи на тюремщиков и судей. Признай все, в чем тебя обвиняют, очисть свою душу. И бог примет тебя в лоно свое.

Сколько Базиль помнил ее, она ничуть не менялась, его единственная сестренка Франсуаза. Бог, покаяние и жертвенность ради людского счастья — вот единственное, чем она жила.

Мать Базиля умерла, оставив малыша во младенческом возрасте. Она погибла в страшных муках от руки отца Базиля. Малышу она оставила волшебный бриллиант и молчаливое завещание отомстить за свою гибель. Воспитывался Базиль у сестры матери, своей тетки, которая тогда только что родила дочку. Франсуазе к тому моменту, когда осиротел ее кузен, исполнилось всего шесть месяцев.

Когда Франсуаза подросла, маленький Базиль сделался предметом ее постоянных забот. Сначала Базилю, а потом себе — так решила сама Франсуаза. Сначала людям, а затем себе — стало девизом ее жизни. Под этим девизом она жила и ребенком, и подростком, и уже взрослой девушкой, когда удалилась от суетного мира в монастырь.

— Уйми гордыню, Базиль, — уговаривала его теперь Франсуаза. — Признайся им: нашло затмение, сам не ведал, что творил. Виновен. Мерзкая плоть просила пищи. Рука дьявола направила меня к тем семи золотым экю, лишив разума.

— Франсуаза! Послушай! — затряс Базиль сестру, поднимая ее с каменного пола. — О каких семи золотых экю ты говоришь? Опомнись! Если о тех, на которые позарился Пий, то я своими глазами видел, как он вернул их племяннику каноника.

— Зачем ты убил его? — бормотала сквозь всхлипывания Франсуаза. — Зачем взял те деньги?

— Но я не брал их! — закричал Базиль.