Еретик Жоффруа Валле

Отвечая на бесконечные вопросы Гастона, Жоффруа словно продолжал учиться писать. Ведь прежде чем изложить свои мысли на бумаге, их нужно четко сформулировать для самого себя.

— Моя сестра Анна убеждена, что вы угодите на костер, — говорил Гастон.

— И я подозреваю, что она права, — соглашался Жоффруа.

Когда-то, страстно влюбившись в Жоффруа, Анна твердила своим родителям:

— Любовь ко мне поможет ему освободиться от своих заблуждений. Я уведу его от ереси.

И увела! Оставшись молодой вдовой при живом муже!

Последнее время Анне высказывал свои симпатии пышнобородый богач, влиятельный и сильный Луи Шарль Арман де Морон. Он пылко влюбился в нее еще тогда, когда Анне не исполнилось и шестнадцати лет. Теперь, узнав о случившемся, он появился снова.

— Я люблю вас, — убеждал он. — Ваш супруг помешан, и церковь пойдет на то, чтобы признать ваш брак недействительным.

— Нет, — отвечала она, — пока Жоффруа жив, я не могу дать вам ни малейшей надежды.

Она верила, что Жоффруа вернется, что на него рано или поздно снизойдет просветление и он расстанется со своим затворничеством.

А в келье затворника тем временем звучало:

— Здравствуйте, Жоффруа!

— Погодите… Но это вправду вы, Анжелика?

Гастон, Гастон, что ты наделал, милый мальчик? Как теперь поступить, чтобы не сорваться в бездну?

— Анжелика… — повторял Жоффруа. — Это невозможно.

— Почему? — возражала она. — Вы совсем не знаете меня и потому не можете понять. Я сирота. Мне приходится работать, чтобы прокормить себя. Многие хорошие молодые люди делали мне предложения. Но я всем отказала. Я всегда любила одного вас.

— Но ведь вы не знали меня!

— Знала. Только еще не встретила. Я была убеждена, что встречу.

— Анжелика! — взмолился Жоффруа. — Я люблю вас! Но именно потому, что моей любви нет предела, ваша жизнь для меня выше всех земных благ. Моей совести не станет ни минуты покоя, если я свяжу свою судьбу с вашей. Я обязан сделать задуманное, написать свою книгу, чтобы мог сказать о себе: «Feci quod potui, faciant meliora potentes». Что в переводе с латыни означает: «Я сделал все, что мог, и пусть, кто может, сделает лучше». Я предвижу, чем вслед за тем кончу, и не хочу, чтобы вы кончили тем же. Я слишком люблю вас. И именно потому мы никогда не будем вместе.

XVIII. Источник ясности и света

Французы — народ веселый. Потому, чем неприятней случались при дворе Валуа события, тем ярче сиял огнями и нарядами, гремел музыкой и весельем вечерний Лувр. Танцы и вино, игры и тайные поцелуи достойно отмечали павших во славу католической обедни и королевской короны. Ничто не нарушало здесь извека заведенного порядка — ни длительные войны и ни свирепая чума, ни скандалы в царствующем семействе и ни загадочные смерти. Дворец есть дворец, ему положено блистать и веселиться, чтобы подданные, упаси Бог, не подумали, будто в королевстве что-то и куда-то поехало не туда.

Весь двор сегодня шептался о том, что произошло во время высочайшего обеда. Едва подали суп из креветок, как любимец Карла IX, Филипп Альгое, вкусив первую ложку, сделал большие глаза и безмолвно упал лицом в тарелку. Король побледнел, уставился бешеным взглядом на мать и стал медленно клониться на бок. При этом он неосторожным движением задел тарелку и облил свою молодую жену красавицу Елизавету тем же самым супом из креветок, которого отведал Филипп.

К королю бросились, чтобы поддержать его. Но он вцепился в подлокотники кресла, выпрямился и внятно произнес:

— Мне дорого заплатят за Филиппа Альгое. А Маргарита пойдет под венец с Генрихом Наваррским даже в том случае, если весь Париж перевернется вверх тормашками.

В Лувре на мгновение сделалось тихо. Лувр затаил дыхание. И во всем Лувре, а вслед за тем и во всем Париже мгновенно стало во всех подробностях известно о разговоре, который произошел за минуту до того, как Филипп испустил дух.

— Филипп, — спросил король, — сделаны ли новые ключи от потайных дверей?

Король уже был уведомлен о ключах, знал, что с ними все в порядке и дубликаты на сей раз полностью исключены. Однако его величество желал, чтобы о том знали все. И Филипп за обеденным столом в подробностях повторил свой доклад королю.

— А где, — спросил Карл, — Базиль Пьер Ксавье Флоко, которого я приказал тебе изловить?

— Тут дело хуже, — признался Филипп. — Этот самый Флоко повздорил с лейтенантом Шарнэ, и последний проткнул его шпагой.

— Опять поединок! — вскипел король. — Я же приказал… Шарнэ арестован? Ты говорил с ним?

— Нет, сир. Сразу после поединка лейтенанта закололи ударом кинжала в спину.

— Кто посмел?

— Я думаю, тот, — ответил Филипп, — кто подослал к Флоко лейтенанта. Тот, кто боялся, как бы они оба не сболтнули лишнего.

Карл уставился на мать. Однако Екатерина, казалось, даже не слышала, о чем шел разговор за столом.

Тут-то как раз и подали суп из креветок, который пришелся не по вкусу бедному Филиппу.