Еретик Жоффруа Валле

— Похвально! — воскликнул король. — С каждой минутой, маркиз, вы нравитесь мне все больше. Я мог бы осыпать вас и вашего друга золотом и бриллиантами. Но и то и другое слишком мизерная плата за то, что вы совершили. Я хочу заплатить вам полной мерой. И сделаю это. Высшая плата — когда король Франции находится в долгу у своего подданного. Отныне любая ваша просьба и в любое время будет выполнена незамедлительно. Вы получаете исключительное право входить в мои покои в любое время. Я умею быть щедрым и могу все. У ваших ног любые богатства Франции. Вам следует лишь молвить слово, маркиз.

После аудиенции Жоффруа смеялся: неплохо бы попросить у короля, который может все, чтобы каждый француз, не оглядываясь, открыто высказывал свои мысли и молился так, как ему больше по душе. И чтобы за слово не пытали и не убивали. Потому что, убивая себе подобных, мы всегда немножечко убиваем самих себя. И пусть помосты во всем мире строятся для свадеб, а не для эшафотов. Как тот грандиозный свадебный помост, который целый месяц сооружали плотники перед собором Нотр Дам.

Весь Париж пришел сюда сегодня, чтобы лицезреть пышную свадьбу коронованных особ.

Под радостный гул и приветственные крики толпы гордо прошествовал к трону под балдахином Карл IX. С плеч его величественно спадала расшитая золотом по голубому полю просторная мантия.

— Да здравствует король! — прокатилось над площадью.

Карл опустился в кресло. Губы у него топорщились хоботком. Руки возлежали на подлокотниках. Правая нога грациозно подалась вперед.

Появление молодых вызвало у толпы взрыв восторга. И Генрих Наваррский и красавица Маргарита шли к венцу с высоко поднятыми головами.

— Именем Господа нашего Иисуса Христа, — начал свадебный обряд кардинал Бурбонский, — соединяю вас…

Пока он напевно произносил торжественные слова, Наварра не спускал улыбающихся глаз со своей невесты. Маргарита стояла, потупив глаза, и явно нервничала.

— Нельзя на собственной свадьбе выглядеть такой букой, — с очаровательной улыбкой шепнул ей жених.

Невеста не отозвалась. Лишь щеки у нее налились румянцем.

— Красавица, — не отставал Наварра, — я безмерно счастлив оттого, что вы меня столь страстно любите.

Краска на щеках невесты стала еще ярче. А Наварра, не обращая внимания на речитатив кардинала, продолжал:

— Сейчас нам предстоит поцеловаться, родная. Перед всем Парижем. Счастливейшая минута! Я ждал ее всю жизнь.

Наварра жадно обхватил невесту и впился в ее губы своими губами. Она, задохнувшись, еле вырвалась из его объятий. Прошипела, стараясь сопроводить слова улыбкой:

— Как вы смеете?

— Моя несравненная! — просиял Наварра. — Я так безумно люблю вас!

Затянувшийся на столь длительное время поцелуй чуть нарушил плавный ход бракосочетания. Кардинал Бурбонский, млея от жары, чувствовал, как у него по спине, меж лопатками, стекает пот. Екатерина испепеляла негодующим взглядом дочку, столь неприлично прильнувшую к жениху. Карл IX, любуясь делом своих рук, которое успешно продвигалось к финишу, еще величественнее отставил ногу.

Во всю мощь звенели колокола. Сопела стража, сдерживая напор толпы. Гудели над площадью голоса.

— Ловко целуются!

— Поцелуй ее еще разок, Наварра!

— Такую красавицу можно целовать, не останавливаясь!

Великолепно началась на площади перед собором Нотр Дам свадьба, которой суждено было стать свадьбой века. Но все испортила ее концовка. Когда пышная процессия потянулась в собор, Генрих Наваррский и его единоверцы демонстративно отказались от причастия.

— Мы тверды в своей вере! — сказали гугеноты.

— В день бракосочетания Наварра мог бы пойти и на уступки, — возроптали католики.

И торжество несколько померкло. Впрочем, чего можно было ожидать от свадьбы, которую назначили на понедельник. Давно известно: великий грех — играть свадьбы по понедельникам.

V. Запоздавший выстрел

Откликнулся грех через четыре дня. Лувр еще от всей души гулял, пил и веселился, отмечая выдающееся событие, а небо над Парижем уже затягивало мрачными тучами.

Грандиозный помост перед вратами собора Нотр Дам разобрать пока не успели. Зеленую материю с него сняли, а сооружение до времени оставили. И под уютной крышей, правда, не спасающей от дождя, обосновались бродяги и нищие, бандиты и воры, веселые женщины и бездомные подростки. Пусть сквозь щели меж досок светит луна, но за жилье, да еще в самом центре города, не требуют уплаты. Охапка соломы служила постелью. Бочка из-под свадебного вина — столом. А небольшой костерок давал тепло ночью и служил очагом для приготовления пищи днем. Как ни щедро накормил добрый король Карл IX парижский люд на веселой свадьбе, ненасытное нутро на другой же день снова просило пить и есть.

— Так чего Наварра не пошел к причастию? — рассуждали под помостом свободомыслящие философы.

— Потому как на каждого задарма не напасешься хлеба, — отвечали самые мудрые.

— Много я сожрал, причащаясь, того хлеба!

— Ты немного, да другой немного. Получается цельный воз.

— Да там жратвы — воробью на завтрак.