Еретик Жоффруа Валле

Сударь с ревом бросился за дерзким мальчишкой. Но младший брат Жан-Жака, Пьер, упал разносчику масла под ноги, и тот шлепнулся на пол.

— Не ушибся, верзила? — поинтересовались братья.

На помощь разносчику масла бросился капитан.

— Щенки! — рычал он. — Гугенотское отродье!

— А вы, сударь, хоть и гнете одной рукой подкову, — увертываясь от взмахов шпаги, затеял игру Жан-Жак, — все равно не очень умны. Вы даже не знаете, капитан, каким местом думаете.

Взбешенный капитан Жерар де Жийю выскочил за Жан-Жаком на улицу. Но мальчишка в мгновение ока оказался на крыше дома.

— Огня! — кричал капитан. — Где факельщики?

И когда прибежали с факелами, выстрелом из пистолета Жерар де Жийю сбил мальчишку с крыши.

Пуля попала Жан-Жаку в живот.

— Дядя Жоффруа, — прошептал он, падая, — твой кузен убил меня.

Золота в доме так и не нашли. Перебили всех, а старуху продолжали трясти, добиваясь, чтобы она сказала, где спрятано золото.

— Не убивайте меня без зятька! — молила она. — Без него я не хочу! Только вместе с зятьком. Где Люсьен? Мне без него нельзя. Я прихвачу его с собой.

— Ты скажешь, где золото, проклятая?! — теряли терпение солдаты.

— Мое! Не отдам! — несся вопль.

Она сопротивлялась до тех пор, пока кинжал не прервал ее крик на полуслове.

VIII. Да здравствует месса!

Зá полночь Карлу IX доложили, что адмирал Гаспар де Колиньи убит и его труп валяется во дворе особняка на улице Засохшего дерева.

— Слава Тебе, Господи, — перекрестился Карл. — А как там Наварра?

— Сейчас закончим и с ним, ваше величество, — пообещали монарху.

У короля сердито топорщились усы. Карл зябко кутался в шерстяной плащ. Ночью король любил спать. Для государственных дел ему вполне хватало дня. Но тут получилось так, что из-за стремительности событий пришлось бодрствовать и ночью. И короля знобило.

— Разожгите погорячей огонь, — кивнул он на камин. — И усильте у моей спальни охрану. Пока Наварра не испустит дух, я не усну.

В огромной опочивальне, оплывая, горели многочисленные свечи. В их колеблющемся свете Карл казался бледным и больным.

— Докладывайте мне через каждые пять минут, — нервничал он.

Ему докладывали. Столько-то дворян-гугенотов из свиты Генриха Наваррского уже отправлено на тот свет. Это число стремительно увеличивалось. Их приканчивали без лишнего шума и в их собственных постелях. Чтобы не успели протянуть руку к оружию. Но некоторые все-таки успели схватиться за шпаги.

— Подлецы! — кричали гугеноты, отступая под натиском превосходящих сил противника.

Обороняющиеся резко отличались своим внешним видом от тех, кто их преследовал. Отступающие пятились босиком и в нижнем белье.

Недавно здесь, в этой просторной комнате, разыгрывали полюбившийся королю фарс «Живые и мертвецы». Теперь здесь ставили спектакль про мертвых гугенотов. Которым дали свободу вероисповедания.

— Всех нас вы все равно не убьете! — надменно кричали гугеноты, похожие в нижнем белье на привидения.

— Убьем! — отвечали католики.

Путь к спальне Генриха Наваррского постепенно очистился. Если не считать последнего заслона — дюжины отборных драчунов из личной охраны вождя гугенотов.

В отличие от всех остальных защитников они встретили нападающих в полной форме и без каких-либо признаков сонливости. Личная охрана Генриха Наваррского всегда была готова к самому худшему и с неизменной бдительностью несла свою службу.

Завязалось сражение, которое осложнялось теснотой помещения и нежеланием нападающих до поры пускать в ход пистолеты. За спиной у охраны была дверь в спальню Наварры. Гвардейцы короля пробивались к той двери.

— Скоро они там? — поежился под плащом у камина в своей опочивальне невыспавшийся Карл.

— Сейчас, ваше величество, — докладывали ему. — Еще несколько минут.

— Я хочу скорее увидеть Генриха Наваррского мертвым.

— Вы его сейчас увидите, сир.

Один за другим с проклятиями падали гугеноты. Рывок, еще один, последний. Массивная дверь в опочивальню наконец-то отворилась. Десятки шпаг устремились к кровати под балдахином. Каждому из нападающих не терпелось первому нанести удар в тело того, кто взбудоражил всю Францию. Но неужели Генрих не слышал шума за дверью и продолжал безмятежно спать? Или винные пары с вечера оказались столь крепкими, что начисто отбили у него слух?

Шпаги пронзили центр кровати. Однако в ответ не последовало ни вскрика, ни малейшего движения. Словно они пронзили пустоту. Полумрак и сутолока мешали разобраться, что там происходит. А когда появившиеся канделябры высветили постель, раздались негодующие голоса:

— Его нет!

— Он трусливо бежал!

Кровать предстала перед жадными взорами девственно-свежей и пустой.

— Ищите вокруг! — раздались возгласы. — Он где-то здесь!

— Нет его здесь, — возразили более трезвые. — На эту кровать сегодня никто не ложился.

— Но где же он?

— Может, у молодой жены? Спокойно похрапывает сейчас у нее под надежной защитой.

— У кого? У Марго? С ума сошли! Какой он ей муж!

— Их соединила церковь. И в минуту опасности он мог воспользоваться своим правом. В надежде, что там его не тронут.

— К Маргарите!

По коридорам шумно прогрохотали десятки ног.