Читаем Еретики полностью

Другими словами, обратив свой взор на музей конкретных идей, Платон повернулся лицом к истине, а спиной к Г. Дж. Уэллсу. Именно здесь Платон проявляет здравый смысл. Неверно, что все изменяется; вещи, которые изменяются, принадлежат явному материальному миру. Но есть нечто неизменное; это — то самое абстрактное качество, незримая идея. Мистер Уэллс совершенно правильно замечает, что предмет, который в одной ситуации мы воспринимали как темный, в другой ситуации может быть воспринят как светлый. Но общим для обоих случаев является простая идея света, которую мы вообще не видим.

Мистер Уэллс мог бы расти все выше и выше на протяжении бесконечных времен, так что однажды он бы вознесся над самой далекой звездой. Я легко могу представить, что он напишет об этом прекрасный роман. При этом он поначалу будет видеть деревья высокими, а потом низкими; он увидит облака — сначала высоко над собой, а потом далеко внизу. Но на протяжении времен в его звездном одиночестве с ним пребудет идея высоты; в чудовищных космических далях его будет сопровождать и утешать ясное представление о том, что он рос все выше, а не становился (к примеру) все толще.

Сдается мне, что мистер Г. Дж. Уэллс уже написал весьма занимательный роман о людях, выросших выше деревьев; но и там, как мне кажется, он стал жертвой этого туманного релятивизма. Роман «Пища богов», как и пьеса Бернарда Шоу, по сути дела, посвящен исследованию идеи Сверхчеловека. И хотя эта идея завернута в пелену полуходульной аллегории, ее можно подвергнуть точно такой же интеллектуальной критике. Нельзя ожидать, что мы будем с уважением относиться к огромному существу, если оно хоть как-то не соответствует нашим представлениям. Ведь если оно не отвечает нашему представлению об огромной величине, то мы даже не можем назвать его огромным. Ницше так суммировал все, что можно сказать толкового об идее Сверхчеловека: «Человек есть нечто, что должно превзойти»[13].

Но само слово «превзойти» уже подразумевает наличие общего для всех представления и существование того, что нас превосходит. Ежели Сверхчеловек более человечен, чем люди, то, очевидно, они в конечном счете обожествят его, даже если для начала они его убьют. Но ежели он просто более сверхчеловечен, они, наверное, будут к нему совершенно безучастны, как и в отношении какого-нибудь другого бессмысленного чудища. Даже для того, чтобы ужаснуть нас, он должен подвергнуться испытанию с нашей стороны. Сама по себе сила и даже размер — обычные представления; самих по себе их недостаточно, чтобы заставить людей думать, что какой-то человек их превосходит. Недаром в мудрых старых сказках великаны — негодяи. Сверхчеловек, если он не добрый человек, тоже негодяй.

«Пища богов» — это, по сути, сказка «Джек — Победитель великанов», рассказанная с точки зрения великана.

Такого, насколько я знаю, еще не было в литературе; однако я ничуть не сомневаюсь, что для этого существовала определённая психологическая основа. Я не сомневаюсь, что великан, которого одолел Джек, считал себя Сверхчеловеком. Вероятно, он видел в Джеке ограниченного ретрограда, возжелавшего воспрепятствовать великому поступательному движению жизненной силы. Если бы у великана было, скажем, две головы (что не такой уж и редкий случай), то он мог бы привести общеизвестное изречение, согласно которому два ума лучше одного. Далее он мог бы подробно потолковать о таком тонком вопросе, как прогрессивность двуголовия, позволяющего великану рассматривать предмет с двух точек зрения или мгновенно поправлять самого себя.

Но Джек был защитником извечных человеческих представлений и принципов: один человек — одна голова, один человек — один ум, одно сердце и одна точка зрения. Джека ничуть не волновал вопрос, был ли великан каким-то особенно великанистым великаном. Он хотел знать только одно: был ли он добрым великаном, то есть великаном, способным творить для нас добро. Каковы были его религиозные воззрения, его взгляды на политику и гражданский долг? Любил ли он детей? Или он любил их только в самом мрачном и зловещем смысле этого слова? Питал ли он добрые чувства (если воспользоваться этой изящной фразой для описания эмоционального здоровья)? Чтобы это выяснить, Джеку порой приходилось потыкать великана мечом.

В старой и правдивой сказке о Джеке — победителе великанов отражена, в сущности, вся история человека. Если бы она была так понята, нам не понадобились бы ни библии, ни исторические сочинения. Но современный мир, судя по всему, совершенно ее не понимает. Современный мир, как и мистер Уэллс, стоит на стороне великанов; это самая безопасная позиция и потому самая неприглядная и прозаичная. Современный мир, превознося своих маленьких цезарей, говорит о силе и отваге — но, похоже, не замечает извечного парадокса, возникающего при соединении этих понятий. Сильный не может быть отважным. Только слабый может быть отважным; и при этом на практике в момент сомнений люди считают сильными только тех, кто может быть отважным.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология