Эргай. Новая эра Земли

В первые дни после начала терапии, когда я еще просто лежала, Гай заходил ко мне очень часто: два или даже три раза в день. Но стоило появиться ощутимым продвижениям в лечении, и он просто перестал появляться. Умом я понимала, что у него, помимо меня, уйма дел и обязанностей, но все равно грустила. К счастью, рядом со мной всегда находилась Катя. Пусть она и предпочитала оставаться невидимой, но все равно не давала мне скучать.

Именно от нее я узнала, что меня спас Алишер. Не знаю, как ему это удалось – не иначе как чудом. Ведь после такого облучения, которое досталось мне, не выживают. И я искренне хотела поблагодарить его за помощь, за мое возвращение к жизни, но пока он сам не давал мне такой возможности.

Катя сообщала мне и другие новости. Она рассказала, что Лешка все-таки добровольно принял присягу. Так как в бункере он оказался не по своей воле, то и преступником его не считали. К тому же он на самом деле осознал, что был не прав, противясь порядкам новой власти. И благодаря вмешательству Алишера все прошлые обвинения с моего брата были сняты.

Сам Леша пришел ко мне несколько дней назад, перед самым отбытием к месту обучения. Рассчитывал поговорить со мной, но я тогда была еще слишком слаба для разговоров. Потому мы просто попрощались. Но даже после такой короткой встречи с братом мне стало спокойнее. Может, это и странно, но за него я больше не волновалась. Надеюсь, теперь он десять раз подумает, прежде чем совершит какую-нибудь глупость.

Моя подруга Валерия, которая тоже сыграла большую роль в моем спасении, оказалась одной из немногих, кто за содействие властям получил помилование, пусть и не полное. Она тоже приняла присягу, но, в отличие от Леши, ей не позволили остаться на Земле даже на несколько лишних дней. Потому с Леркой увидеться мне так и не удалось. Куда ее отправили для прохождения учебы, я тоже не знала, но Катя почему-то не сомневалась, что это будет военное учебное заведение с казарменным режимом. Все же Лера добровольно полгода провела в рядах «Защитников свободы», и теперь ей предстояло за это расплачиваться, пусть и в более мягкой форме, чем остальным.

Меньше всех в этой истории повезло Рису. После нескольких дней в госпитале его, как имеющего отношение к верхушке сопротивления, перевели в камеру в подвальном этаже здания штаба войск Союза. Именно там ему следовало дожидаться суда. Пока же полным ходом шло следствие, подготавливались материалы, и вскоре должны были начаться слушания. Насколько затянутся эти разбирательства, никто не брался предугадывать, ведь в результате зачистки двух бункеров в изоляторах оказалось больше пятисот человек.

Да, среди них встречались и те, кому просто запудрили голову, и те, кто вообще толком не понимал, что происходит, где их держат и чего от них хотят. А главной причиной этого было воздействие на них Риса, потому он не особенно рассчитывал хотя бы на какое-то смягчение своего приговора.

А вот Джен до своего суда не дожила. По словам Кати, она скончалась в том самом бункере. Что именно с ней случилось, известно не было. Но я точно не собиралась горевать по той, кто меня почти убил.

Если судить в общем, то для нас эта история закончилась вполне хорошо. Для всех… кроме Риса. И я была готова сказать на суде что угодно, лишь бы только ему сохранили жизнь. Но, по словам Кати, это не имело смысла. Вряд ли в этой Вселенной существовало хоть что-то, способное вытащить его из пропасти, в которую он сам себя загнал.

Массаж, сделанный золотыми руками Лены, очень помог, и всего спустя полчаса я уже забыла, что совсем недавно была готова кричать от боли. Правда, завтракать мне пришлось не за столом, а снова в постели… в который раз.

– А чем ты будешь заниматься после выписки? – спросила меня Елена, когда я закончила с едой. – Тоже примешь присягу? Отправишься учиться? Я слышала, что у тебя какой-то редкий дар.

– Не знаю, – ответила ей честно. Увы, но больше добавить мне было действительно нечего.

На самом деле меня ведь тоже должны были судить, но пока еще ни один следователь не задал мне ни единого вопроса, а персонал больницы относился ко мне как к пострадавшей, а не как к преступнице. Это, честно говоря, обнадеживало. А Катя и вовсе утверждала, что Алишер не позволит никому предъявить мне обвинение. Хотелось бы в это верить.

– Наверное, тоже отправлюсь учиться, – проговорила я, откинув голову на подушку. – Хотя, знаешь, не думаю, что меня кто-то будет спрашивать. У них тут не принято интересоваться чужим мнением.

– Отчего же? – неожиданно спросил кто-то голосом Гая.

Я встрепенулась и хотела быстро принять сидячее положение, но пока мои движения еще были слишком вялыми.

– Лена, оставьте нас ненадолго, – добавил вошедший в палату мужчина, наблюдая за моими вялыми попытками встретить его с достойным видом.

Она беспрекословно подчинилась. На самом деле я еще не видела кого-то, кто решился бы спорить с этим человеком. Хотя, думаю, этим «кем-то» в будущем станет Микаэль. Все же характером он точно пошел в отца.