Вот только дольше оставаться там я больше не могла. Не хотела. Потому и ушла среди ночи – для поисковика моего уровня найти безопасный выход оттуда не составило никакого труда. Выбралась на поверхность рядом с дачным поселком, доковыляла до ближайшей трассы, села в первый попавшийся автобус. И теперь ехала сама не знаю куда.
Глупо? Да, конечно. Глупо и безответственно. Но мне нужно было уйти, хотя бы ненадолго. За прошедшие с момента нашего возвращения из изолятора два дня я слишком многое поняла, переосмыслила. И твердо осознала, что не желаю идти против самой себя ради чужих целей. Не хочу играть по чужим правилам.
Раньше у меня был стимул – найти и спасти Лешку. Ради этого я училась, старалась, раскрывала в себе дар поисковика. Жила надеждой, что скоро вызволю брата, выполню пресловутые три задания Джен и снова стану свободной. Но все получилось совсем не так.
Да, мой дар находить пути помог всем нам сбежать из изолятора, но я даже думать не хотела, сколько военных при этом пострадало. Две ночи мне снилось, как Рис борется с тем темноволосым лейдом. Я видела, как сильный мужчина корчится от боли на каменном полу, как он умирает на моих глазах, и каждый раз просыпалась в холодном поту.
Рис сказал, что это война, но я не хотела воевать. Не желала иметь к этому даже косвенного отношения. И может, мне бы удалось смириться с произошедшим, найти в себе силы для поиска нового способа вызволить Лешу, но… вчера вечером Катя сообщила, что всех заключенных «первого» изолятора перевезли в другие тюрьмы. И судя по ее данным, Леша оказался среди тех, кого в самое ближайшее время должны были отправить на Синар – одну из самых дальних планет Союза.
Это сообщение окончательно уничтожило мою веру в счастливый финал. Пусть Катя и старалась меня успокоить, говорила, что Лешку можно будет попробовать выменять у военных на какого-нибудь преступника или взятую в заложники «большую шишку». Она старалась подбодрить меня, помочь, поддержать. У меня же просто не осталось сил верить в радужное будущее.
Теперь, приняв участие в нападении на изолятор, я окончательно поняла, что свободы мне не видать даже после успешно выполненных трех заданий. Почему? Да потому что я уже стала преступницей. А значит, мне до конца дней придется скрываться, прятаться. Но если сейчас моя вина была лишь в том, что я нашла путь для побега из изолятора, то вскоре этот послужной список мог пополниться другими преступлениями.
Я не хотела так жить! Не желала мириться с обстоятельствами! А проснувшись этой ночью после очередного кошмарного сна, вдруг решила, что больше не могу оставаться в бункере. Кинула в сумку кое-что из вещей, написала Рису записку, что вернусь через пару дней, и ушла.
Денег почти не было – Катя смогла найти на просторах бункера лишь три купюры по сто рублей. Но зато у меня имелись подаренные Рисом на день рождения золотые серьги. Да, я собиралась их продать, и меня даже совесть по этому поводу не мучила. Перед Дарисом как-нибудь извинюсь, а жить мне на что-то надо.
Спустя несколько часов пути автобус привез меня в незнакомый небольшой городок. Выйдя на вокзале, я равнодушно осмотрелась, закинула на плечо рюкзак и направилась в сторону ближайшего ломбарда. К счастью, мой дар позволял находить правильный путь где угодно. Потому и сейчас я уверенно прошагала мимо гудящего рынка, мимо старой стоянки автобусов, перемахнула через две канавы, разрытые прямо на тротуаре. И вскоре уже стояла перед немолодым мужчиной, который с интересом рассматривал врученные ему украшения.
– Камни хорошие. Да и это точно золото, – проговорил он, причмокнув. – Но я такое впервые вижу. Точно не наше. Инопланетное?
Он поднял на меня заинтересованный взгляд, но я в ответ только пожала плечами.
– Подарок, – сказала я, отворачиваясь к стеклянной двери.
– Так чего же вздумала продавать? – спросил он с сомнением.
– Деньги нужны, – этот его допрос начинал раздражать. – Сколько дадите?
– Десять тысяч.
– Мало, – грустно усмехнулась я, протягивая руку за своим богатством. Не знаю, за сколько их покупал Дарис, но они точно стоили куда больше.
– Пятнадцать, – твердым тоном произнес работник ломбарда.
Я снова отрицательно покачала головой, и тогда, вздохнув, он с печалью посмотрел на серьги и предложил:
– Ладно, двадцать три. И это мой окончательный ответ. Ты не местная. Тебе здесь никто за эти побрякушки не даст больше.
– Ну и пусть. Уеду и продам в другом городе.
Я протянула руку, чтобы мне вернули серьги, но мужчина просто не смог с ними расстаться. Бормоча себе под нос: «Произведение искусства, безумная редкость», он отсчитал мне сорок тысяч, и на том мы с ним распрощались.
Город этот оказался маленьким, провинциальным, камер на улицах почти не было, и тем не менее я все же решила не мелькать в центре и поспешила вернуться на вокзал. Там купила билет до соседнего городка и снова отправилась в путь. Сейчас я была почти довольна происходящим, ведь могла делать то, что хотела, сама принимала решения. И это неожиданное чувство свободы странным образом окрыляло и поднимало настроение.