Эргоном: Опричник среди теней

— Ну, уж это-то чистое теоретизирование! — возмущённо воскликнул Резванов. — Я тоже изучил результаты исследования пленного аль-гуля и заявляю, что для подобных выводов данных недостаточно!

— Вы просто ищете поле для будущих научных дебатов! — злобно прошипел Куприянов, сверкая стёклами очков. — Потому что ваша теория о муравейнике оказалась пшиком!

— Господа! — пришлось повысить голос, чтобы призвать разошедшихся старичков к порядку. — Вы сразитесь в других стенах! Напишете новые книги и не оставите друг от друга камня на камне. Но не сейчас. Я пока не услышал ничего по второму вопросу. Господин Сомов, не угодно ли высказаться первым?

Грузный профессор неуклюже поелозил на стуле, словно собираясь с мыслями, а затем заговорил:

— К сожалению, Ваше Сиятельство, мне нечего добавить к общепринятой концепции влияния сырой магии, или Скверны, как называют её священники, на живой организм. Мы даже не способны до сих пор понять, по какому принципу происходит трансформация. Я имею в виду, почему один подвергшийся заражению становится, допустим, вампиром, а другой — оборотнем. Возможно, есть какие-то личностные предпосылки, но мы не смогли их выявить. И предоставленные вами материалы свет на это не проливают, увы. Совершенно разные люди подвергаются воздействию сырой магии из разных источников, в разной мере и при этом превращаются в одних и тех же существ, которых мы классифицируем как нежить. Так что наиболее вероятной выглядит теория случайности. Ну, или генетическая предрасположенность. Но тут мы пока бессильны как подтвердить, так и опровергнуть что-либо, так как требуются обширные и глубокие исследования на большом материале, которым мы не обладаем.

— Я правильно понимаю, что любой человек, подвергшийся достаточно сильному или продолжительному воздействию сырой магии, претерпевает трансформацию? — спросил я.

Сомов развёл руками.

— Не знаю, Ваше Сиятельство. У нас нет возможности изучить каждого, кто попадал под её влияние. Возможно, кому-то удалось избежать заражения. Ну, или действие было просто недостаточно сильным или продолжительным.

Я вздохнул. Конечно, глупо было всерьёз надеяться, что учёные совершат переворот в науке, но всё же я рассчитывал на чуть большую конкретику.

— Я бы не стал, как мой коллега, использовать термин «заражение», — сказал вдруг последний из профессоров, Вершинский, видный исследователь магии и нежити. — Заражения при контакте не происходит, поэтому некорректно…

— Просите, что перебиваю, — сказал я, — но меня меньше всего заботит точность используемой терминологии. Объясните мне лучше, господа, какие именно изменения происходят с жертвой сырой магии. Не только физиологические, но и психические. Или тут тоже одни теории?

Сомов с Вершинским переглянулись.

— К сожалению, да, Ваше Сиятельство, — проговорил первый. — Видите ли, нежить обычно истребляют. И дело приходится иметь в лучшем случае с трупом.

— Если он не уничтожается, — вставил Вершинский. — Что случается, например, с вампирами, если они подвергаются действию ультрафиолета.

— То есть, изучить психику нежити невозможно?

— Научное сообщество почти не имело подобной практики, — ответил Сомов.

— Хорошо, какая теория трансформации кажется вам наиболее достоверной? — спросил я, чувствуя лёгкое раздражение.

— Я считаю, что душа жертвы сырой магии исторгается, и её место занимает нечто иное — вроде демона, с какими заключают контракты члены рода Голицыных, — после паузы сказал Вершинский. — Откуда берутся демоны, и что они собой представляют, не спрашивайте. Есть множество теорий, но нельзя выделить ни одной наиболее убедительной.

— А я полагаю, что сырая магия воздействует на мозговые центры, превращая социализированного человека в жестокого и хладнокровного (а иногда, наоборот — в кровожадного) убийцу, который руководствуется исключительно потребностями так называемого рептильного мозга, отвечающего за базовые инстинкты. Иногда же жертва просто сходит с ума. Или превращается в подобие животного. Но всегда при этом отключаются ингибиторы сопереживания и сочувствия. За счёт этого нежить воспринимает человека, своего недавнего соседа, исключительно в качестве пищи. Пожалуй, это единственный факт, о котором можно говорить с уверенностью. Не известно примеров нежити, которая сдерживала бы свои пробудившиеся инстинкты.

— Понятно. У меня, собственно, вот какой вопрос: если сырая магия трансформирует человека, но не оказывает никакого воздействия на нежить, то что будет с тем, кто является одновременно и тем, и другим?

Мой вопрос вызвал явное недоумение. Профессора переглядывались в замешательстве. Наконец, Куприянов кашлянул и проговорил:

— Ваше Сиятельство, вероятно, имеет в виду, что будет с магом, который впустит в душу демона, если он подвергнется воздействию сырой магии? Мне такие случаи не известны, разумеется. Но, если у кого-то из ваших знакомых из рода Голицыных проблемы, об этом лучше сообщить, куда следует.

Остальные согласно покачали головами.

Я вздохнул.